Санки - Анна Кудинова Страница 8

10:00. Столовка наконец открылась, тяжелые деревянные двери распахнулись, испустив клубы зловонного запаха по всему первому этажу. Я аккуратно протиснулся и затерялся в толпе первоклашек, они несли меня, как муравьиная стая сухую веточку в гнездо. Я заглянул в открытое окно кухни и оглядел ее: в котлах бурлило привычное варево, помощница кухарки резала хлеб большим ребристым ножом, горы чистой посуды, поблескивая, выстроились рядами, похожими на армию солдат, идущую в бой.

– Что тебе? – услышал я голос. – Что? Говори же?

Она стояла прямо передо мной, кажется, еще ближе, чем в прошлый раз, и ждала. Ее глаза показались более прозрачными, брови хмурые, кожа желтоватая, губы ссохшиеся и бледные, как у покойника, хотя покойника я никогда не видел, только в кино. Она лишила меня дара речи своими колдовскими чарами и парализовала ядом. Первоклашки толпились вокруг, наступая мне на ноги и дергая за лямку рюкзака.

– Я хотел спросить! – мое замороженное тело издало произвольный звук.

– Что ты делаешь здесь? А ну, марш в коридор! – перед моим лицом пронесся указательный палец учительницы младших классов, я понял, что она обращается ко мне. – Ваша перемена следующая! – возмущенно продолжила она, как будто я что-то украл.

«Украл, да, но не у нее», – думал я, выходя вон, пробираясь сквозь муравьиный рой, кружащий вокруг меня с тарелками, наполненными кислой томатной солянкой.

После пятого урока мне в голову пришла новая идея – я решил подкараулить кухарку на улице и посмотреть, как она справится с ведрами. Запах солянки все еще исходил от моего воротника и раздражал вкусовые рецепторы. Я перелез через сугроб, что разделял спортивную площадку пополам, огляделся и скинул портфель, усевшись так, чтобы видеть заднюю дверь столовой и дорогу, что вела из школы. Шансов упустить вышедшего человека из здания практически не было. День стоял теплый, многие остались гулять во дворе, бэшки строили крепость и, увидев меня, зазывающим жестом позвали на помощь. Мне очень захотелось подскочить и броситься к ним, играть дотемна, не думая ни о чем, но я не мог. Мне нужно было – очень, очень нужно! – решить эту непростую головоломку. Я привстал, махнул им рукой и с грустью отрицательно покачал головой – мол, я бы с радостью, но не сегодня.

– С бэшками задружился? – спросил Ден.

Они с Пашкой и Саньком неожиданно выросли за моей спиной, словно три гриба. Не успев открыть рот, я, как пуля из пистолета, вылетел вперед, пропахав лицом снег.

– Нет, – ответил я, поднимая голову, – ничего не задружился!

– Говори правду, когда тебя спрашивают! – Ден тут же оказался рядом, словно коршун, впившийся в жертву своими когтями, чтобы добить ее. – Что тут делаешь?

Пока в моей голове созревала мысль, я получил очередной удар ботинком в лицо. В глазах потемнело, во рту появился соленый железный привкус. Я открыл глаза, из носа побежали алые капли крови, они растворялись в белом горящем снегу одна за другой, будто наперегонки. Впервые я видел столько крови в своем носу и не знал, что делать. Сашка испугался за меня и хотел предложить помощь, рискуя оказаться по другую сторону баррикады, но вовремя опомнился, Ден посмотрел на него, как бык на красную тряпку, немного помедлил, а затем скомандовал:

– Не трогай его, пусть сам встает.

Я пытался подняться, но у меня не выходило, земля и небо будто поменялись местами, я тянулся вверх, но упирался головой в землю, затем пытался лечь на снег и опрокидывался на спину. «Что со мной?» – глаза резал ужасно яркий свет, не открыть. Неожиданно подбежали ребята из параллельного класса и начали меня поднимать, я сопротивлялся, потому что думал, это Ден – хочет довести дело до конца. Затем я услышал голос училки, она бежала ко мне с застывшим ужасом на лице, я сумел разглядеть ее и еще несколько человек, бежавших за ней, после чего обессилено плюхнулся в кровавый сугроб. Взял снег в руки и приложил его к переносице, он тут же покраснел, я бросил и взял новый, но это тоже не сработало. Учительница подхватила меня под руку и повела в школу. Я держал нос рукой, чтобы он не отвалился, а кровь продолжала струиться, заливаясь в рукав. Перед самым входом в школу я поднял глаза и увидел выходящую кухарку – завернутая в огромную шаль, она походила на злобную карикатурную матрешку. Я посмотрел прямо в ее маленькие заплывшие глаза, при свете дня они были еще более страшными и угнетающими. Она б ответ посмотрела на меня, но ни капли жалости или сострадания не отразилось на ее лице.

– Так тебе и надо! Получил по заслугам, – прошептал ее змеиный голос прямо мне в ухо.

– Но я ведь не виноват, только хотел все исправить! – я застонал от несправедливости и со злостью вырвался из объятий учительницы, что вела меня. – Дальше я сам могу, – прошлепали мои кровавые губы.

Наша встреча длилась всего пару секунд, не больше, но позже мне показалась, что прошло не менее получаса нашего немого общения.

В медицинском кабинете мне остановили кровь, вкрутив в нос шипящие ватные тампоны, медсестра суетилась, будто делала мне трепанацию черепа, бегала вокруг так быстро, что голова снова начала кружиться и я почувствовал резкий приступ тошноты. За это время училка успела обзвонить моих родителей и вызвать неотложку, на которой меня отвезли в больницу. Там я провел одну ночь, мне сделали рентген головы и наложили повязку на лицо. Оказывается, оно тоже пострадало, но я узнал об этом только утром, когда проснулся и не смог открыть глаза. Еще несколько дней отек стойко держался на моем лице, позволяя мне видеть сквозь узенькую щелку. Значит, Ден не соврал, когда говорил, что носит настоящие армейские ботинки, которыми можно убить с одного удара.

Всю следующую неделю я провел дома, лежа в кровати, глядя на больничную выписку, в которой было написано, что я получил сотрясение мозга и перелом переносицы. Мама специально положила ее рядом и не разрешила убирать, таким образом она хотела призвать меня к ответственности и попытаться выпытать правду о случившемся. Ах, если бы она знала про санки, то поняла бы, как глупо и безобидно пытаться пронять меня больничным листочком.

Воспользовавшись своей травмой, я заявил, что потерял сознание на школьном дворе и не помню ничего, что произошло со мной в тот день, кроме того, как вышел из школы и направился домой. Моя версия звучала достаточно правдоподобно и уверенно, она передавалась из уст в уста, словно сказка, приобретая все новые вероятные повороты произошедших событий, которые выдавало мамино воображение каждый раз, когда она снова и снова рассказывала об этом по телефону. Я не видел, а только слышал ее звонкий голос и чувствовал долетающие до меня колебания воздуха ее жестикулирующей руки.

Каждую ночь санки продолжали навещать меня и охранять мой сон ровно до рассвета, их выдавали запах и сверкающие в лунном свете лезвия. Я перестал закрывать шторы на ночь, чтобы рассвет быстрее пробирался в мою комнату и прогонял незваных гостей.

– Подождите немного, скоро я выздоровею и верну вас домой, – шептал я им каждую ночь. – Честное слово даю! Честное!

Через пару дней я почувствовал себя лучше и меня выписали в школу. Накануне вечером в дверь кто-то постучал, мама открыла, а затем зашла ко мне и сказала: «Это к тебе!» Я удивился и даже не смог сразу представить, кто бы это мог быть. Я перебрал всех одноклассников и ребят из параллельного класса, пока натягивал штаны, но не угадал ни разу. В прихожей меня ожидал Ден. Он стоял словно огородное чучело – в куртке, что больше, чем его тело, на три размера, шапке, натянутой до глаз, и армейских ботинках, которыми он так быстро и четко отправил меня в больничный покой на целые две недели. От его вида переносица немного засвербела и по телу прокатилась неприятная дрожь. «Наверное, – подумал я, – Ден пришел извиниться за случившееся». В конце концов, мы дружили почти всю жизнь, а если быть точнее, то с первого класса. И даже однажды были очень близки, когда летом все ребята разъехались, а мы остались в городе вдвоем и все летние каникулы провели на стройке, в поле и в карьере. Я как-то раз даже спас Дена от смерти, схватив за руку в тот момент, когда пласт земли под ногами обвалился. Вытянул его за локти, хоть это было не в моих силах, но я смог, я бы не отпустил его, даже если бы пришлось полететь вниз вместе, потому что считал его другом.