Разящий клинок - Майлз Кэмерон Страница 8

Герцог внимательно следил за приближением монарха.

– Вардариотов не заинтересовал мой смотр войск, – промолвил он, – поэтому я приказал им оставаться в казармах.

– Что ты задумал?

Андроник пожал плечами.

– То, что нужно было сделать уже давно.

– Отец!

Герцог резко развернулся в сторону сына, словно преследующий раненую добычу тигр.

– Время пришло, глупец! Веди себя достойно, как мой сын, либо умри здесь со всеми, кто не поддержит меня.

Деспот огляделся в поисках своих телохранителей и увидел их на расстоянии в пятьдесят лошадиных корпусов в окружении придворных рыцарей отца.

Отец и сын переглянулись.

– Я делаю это ради тебя, – мягко произнес герцог.

Их взгляды встретились, и молодой деспот не отвел глаз. Он прищурился, протяжно вздохнул, а потом зловеще ухмыльнулся.

– В таком случае хочу леди Ирину себе в жены.

– Договорились, – ответил Андроник. Это будет непросто, но он был счастлив, по-настоящему счастлив, что сын встал на его сторону.

Деспот покачал головой.

– Почему ты мне ничего не сказал?

Герцог поднял руку.

– Я никому ничего не говорил, иначе тайный заговор был бы раскрыт.

Подъезжая к герцогу и его сыну, магистр Аэскепилес внимательно следил за обоими мужчинами. Войска кузена императора выстроились в ровные шеренги, доспехи сияли, а вымпелы трепетали от дуновений весеннего ветерка.

Взгляды герцога Андроника и магистра пересеклись.

Аэскепилес привстал на стременах, вытянул вперед жезл и снес головы двум гвардейцам императора. Тела обезглавленных стражников продолжали сидеть на лошадях, когда он развернулся и, направив жезл на двух оставшихся нордиканцев, снова атаковал. Мощный кинетический удар попал в грудь одного телохранителя и, несмотря на нагрудник, переломал тому все ребра. Второму магистр перерезал горло. Аэскепилес красовался перед новым господином и хотел, чтобы тот хорошенько запомнил, на что он способен.

Однако не все его мастерство можно было продемонстрировать в реальности, поскольку каждая атака преодолевала сложную, многослойную, а в некоторых случаях поистине блестящую защиту артефактов, которые нордиканцы всегда носили с собой. Например, у предводителя спатариосов ^[8] имелись защитные татуировки, которые сработали бы, не будь магистр таким сильным чародеем.

Насколько знал Аэскепилес, еще ни одному практикующему магу не удавалось убить гвардейца исключительно с помощью магии, не говоря уже о четверых за десять секунд.

Позволив себе насладиться триумфом, он тут же получил удар кинжалом в бок.

Логофет.

Магистр никогда не представлял его в роли неистового убийцы, но тот выхватил прямо из воздуха меч – довольно длинный – и поскакал к императору.

Аэскепилес возвел вокруг себя стену из сверкающих щитов – слишком поздно, кинжал глубоко погрузился в тело, а бок начал холодеть. Он понял, что лезвие было смазано ядом.

Все равно что проходить испытание в университете и внезапно обнаружить, что ты забыл какую-то мелочь, из-за чего все твои ответы оказались неправильными.

Он знал кое-какие заклинания, подавляющие яд, но для начала нужно было перестать паниковать и сосредоточиться…

Деспот видел, как логофет вогнал тонкий кинжал в бок магистра и извлек из воздуха меч. В ту же секунду придворные рыцари герцога попытались схватить коня императора за поводья, а не облаченный в доспехи мужчина на прекрасном восточном скакуне за спиной у отца вскинул легкий арбалет. Человек выстрелил, и болт пролетел мимо императора.

Создалось впечатление, будто логофет поднырнул прямо под летящий в него болт. Нечто невозможное.

Его изящный клинок разрубил наруч одного из рыцарей, а вместе с ним и запястье, так что вытянутая рука упала в траву. Обратным ударом логофет выколол другому воину глаз. Тот заорал.

Растерянный император заставил коня попятиться.

Гвардеец с проломленной грудной клеткой оказался жив. Неким невероятным образом он сумел одной рукой поднять топор и ударом разрубил шлем еще одного рыцаря герцога, забрызгав всех вокруг его мозгами.

Логофет схватил коня императора под уздцы, одновременно второй рукой отразив удар мечом. Ему удалось развернуть скакуна…

Но клинок деспота снес ему голову. Наклонившись вперед, молодой мужчина отправил лошадь в легкий галоп и атаковал изо всех сил, опасаясь, что противник защищен магией. Однако меч ударил как полагается, и голова логофета, хранившая все до единого секреты императора, покатилась по траве.

Гвардеец, захлебываясь собственной кровью, выпал из седла.

Герцог схватил за поводья коня своего кузена.

Император посмотрел на обезглавленное тело логофета, и его глаза наполнились слезами.

– Ваше величество, вы – мой пленник, – объявил герцог.

– Ты только что погубил империю, – с презрением ответил монарх.

Сэр Рауль стал невольным свидетелем пленения императора. Оказавшись в тот миг на краю поля Ареса, среди дикой рябины и айвы, он увидел жестокость магистра и герцога.

Покачав головой, рыцарь промолвил:

– Господи Иисусе, – и развернул свою клячу в сторону городских ворот.

Сэр Рауль хотел все хорошенько обдумать. Он ничего не должен был чертову императору – этот мужеложец ни разу ему так и не заплатил.

Но он принял решение. Не мог объяснить почему, хотя страстное желание быть чем-то большим, нежели простым межевым рыцарем на смирной кобыле, возможно, тоже сыграло свою роль. Изо всех сил подгоняя лошадь шпорами, он все-таки сумел перейти в легкий галоп и поскакал к городским воротам.

За спиной сэр Рауль услышал, как деспот отдает приказы истриканцам. Он оглянулся. Шесть низкорослых мужчин на пегих лошадях отделились от основного отряда и помчались следом за ним. По размеру их скакуны были не больше пони, но неслись они, словно кентавры.

Рыцарь припал к шее своей кобылы; где-то на полпути до ворот преследователи начали стрелять.

Третья стрела попала ему прямо в спину. Боль была просто адской, наверное, кольчуга приняла часть удара на себя, поскольку он был все еще жив. Наконечник глубоко вонзился в мышцы – сэр Рауль чувствовал его при каждом движении своей жалкой клячи.

Проведя большую часть жизни в драках в тавернах, он привык терпеть боль, к тому же сэр Рауль был иберийцем, а они славились способностью стойко переносить страдания.