Буря и натиск - Артем Тихомиров Страница 79

– Меня, – сказала эльфка. – Я ведь не бессмертная.

– Да, правда. Но все едино – идеологическую, так сказать, подоплеку наша миссия потеряла. Теперь ты вроде этих, доловаров… Не смотри на меня так, Морковка, извини, Этайн, но мне очень хочется спросить тебя: почему? Простой вопрос задать… Но ведь ты не ответишь…

– Скорее всего, нет, – отозвалась Этайн.

– Не ответишь… Подозреваю я, что не единого дня размышлений это результат. Не сиюминутного порыва. И не без помощи, пусть и невольной, со стороны…

– Не надо намеков, – огрызнулся Крот.

– А при чем здесь ты? Не дергайся. Я говорю о сегодняшней занятной экскурсии. Я краем уха слышал беседу между Гробовщиком и сержантом и полностью согласен с кудесником. Грани одного и того же явления. Не играющие ли среди гоблинов дети заставили тебя взглянуть на нас по-другому, Этайн?

– Будь добр, заткнись! Вот уж не думала, что среди вас встречаются такие брехуны! Раньше думала, что у вас одна извилина встречается на сто голов, а по части разговора и слова не вытянешь. Все по той же причине, потому что речь мозгов требует. Но поди ж ты – умник на умнике, говорун на говоруне. Я слышала, что молол ваш гобломант.

– И каково же мнение? – улыбнулся Хилый.

Этому хоть кол на башке теши, подумал Крот.

А ведь права Этайн. Говоруны да мыслители собрались. Точно специально командование подбирало их для экспедиции. Доживи Отвертка до сегодняшнего дня, и он, поди, дубина стоеросовая, начал бы рассуждать о высоких материях, как профессор.

– Никакого мнения, – ответила рыжая. – Во-первых, я не обязана отчитываться. А во-вторых… стал бы ты у тех доловаров спрашивать, за каким лешим они присягнули вашему королю Харкплюю?

– Пожалуй, – ответил Хилый.

– Ну так иди и спроси: вдруг ответят.

– Как хочешь, не говори.

– А чего ты радуешься-то? Я ж бывший враг, но тем не менее – чужачка. Я на вашей стороне, я стала такой, как все они, эти бравые рубаки. Я предательница, а ты прямо бросился со мной общаться!..

– Не все так просто.

– Просто. Проще не бывает. Я хочу сохранить свою шкуру. Нам говорили, что предатели переходят на сторону врага из трусости. Я всегда так думала.

– А теперь? – поинтересовался Хилый.

Крот поискал глазами в траве что-нибудь пригодное для метания. И бросил бы в болтуна, но ничего не нашлось. Божья коровка, ползущая по листику клевера, не годилась.

– Отвяжись! – фыркнула Этайн.

– Неправда, что дело в трусости, – сказал Хилый. – Вот Брагох Даолаг в своей книге «История войн» описывает случаи, похожие на твой. Некоторые примеры из истории поразительно совпадают с тем, что мы наблюдаем сейчас. Не думаю, чтобы ты боялась, Этайн. Ты могла бы держаться до самого конца, если бы захотела, до того момента, когда гобломанты и СМЕРШ посчитали бы, что тебя пора выбросить в ров… Уверен, ты бы не сломалась. Конечно, магия способна подавить и стереть в порошок любую волю, но вряд ли победа над тобой далась бы чародеям просто и легко.

– Ну-ну, ври дальше, – буркнула Этайн.

– Твое решение твердо и принято сознательно. Извини, обзывайся сколько угодно, но трусихой тебя не назовешь.

– Больно много ты в эльфах понимаешь!

– Да. Почему бы нет? Чтобы сделать тот шаг, который сделала ты и доловары, нужно обладать мужеством. Тот, кто делает этот выбор, лишается возможности вернуться. Он оторван от рода и приговорен к смерти заочно. Ему остается либо победить, либо умереть. Такой «предатель» сам ставит себя в самые невыгодные условия. Что, я совсем-совсем не прав?

– Не прав, – ответила Этайн. – Может, те кавалеристы и поставили себя в какие-то там условия и упиваются своей храбростью, но – не я. Мне дорога моя шкура. Встречи с гобломантами из вашего хваленого Корпуса мне все равно не избежать, но так у меня есть шанс выбраться из этого переплета живой. Я кое-что знаю, имею сведения, которые хочу сообщить. Сведения на войне – это товар. И я буду торговаться. Я выторгую для себя максимально комфортные, выгодные условия, Хилый, и не строй рожи, я достаточно их насмотрелась за последнюю неделю.

– Ух, какая сердитая! – сказал ботаник. – Так и вижу, как мы выходим из батальона и ведем бешеную рысь.

– А что твой Брагох Даолаг говорит о таких, как я? О трусах?

– Этайн…

– А потом… потом я приспособлюсь, – сказала эльфка. – Тебе ведь хочется знать мою подоплеку? Изволь. Я приспособлюсь. Уеду из Злоговара вместе с беженцами. Куда-нибудь, где на нас, остроухих, не смотрят как на париев. Хотя бы в Фаэдлин. Если, конечно, до них не дойдут слухи, что я предательница. Как получится. Вы вернете свой Великий Злоговар, а я – обрету новую жизнь. Я буду наблюдать, как моя родина, превращенная в пепел борцами за справедливость и свободу, возрождается. Вот только все, что я знаю и люблю, исчезнет. Но я иду на это, потому что стремлюсь сохранить свою шкуру в целости и сохранности. Выбрось свою кретинскую книжонку, тем более что она написана не гоблином, не эльфом. Что человек может понимать в нашей вражде?

Хилый покачал головой.

– Я тебе не верю, Морковка. Ты лжешь из упрямства и бросаешь вызов. Кому? Мне? Кроту? Сержанту? Глупо. Себе, может?

– Отвали. Дай мне попереживать, – огрызнулась Этайн. – Все-таки предаешь свой народ, свою расу и родину не каждый день. У меня нет опыта.

– Не верю, – повторил Хилый, вытягиваясь на траве. – Все равно не верю.

Он уже не смотрел на нее и не заметил, что Этайн метнула в него полный ярости взгляд. Эльфка обернулась на сидящего поблизости Крота. Тот пожал плечами. Брать эстафету у ботаника он не собирался.

На этом дискуссия исчерпалась. Хилый оборвал ее, не дав рыжей распалиться еще больше. Крот подумал, что ботаник поступил правильно. Никому эти споры, от которых только голова пухнет, не нужны.

Вернулся Сказочник. Он шел, почти не сгибая правую ногу, и лицо у него было страшным. Рот перекосился, глаза зло сверкают в глазницах и похожи на угли, подернутые налетом пепла.

– В общем, так. Чтобы не было вопросов в дальнейшем, – рыкнул сержант. – Мы тут вроде стали одной семьей. Подпехи по идее и должны быть такими, ибо опасность и общие цели не могут не сплачивать… И сегодня мы получили нового члена нашего маленького героического сообщества. – Сказочник указал на Этайн. – И надеемся, что принесем друг другу пользу во имя общего дела. Тьфу! Но это все дерьмовые высокие слова… а вот правда. Касающаяся меня.

Подошли Гробовщик и Шершень. Оба выглядели примерно так же весело, как сержант.

– Похоже, парни… и девки, я скоро откину копыта! – сказал Сказочник. – Еще в лагере я повредил ногу, наступив на осколок мины, который прорезал подошву ботинка. В рану проникла грязь, и с ней бы справился любой мало-мальски соображающий костоправ. Моей ногой занимался сам Ресница. По обычной медицинской части он дока, однако в магии не шарит. Суть в том, что я заразился некрофорой и запустил болезнь. Признаю, должен был сразу обратиться к Гробовщику.