Младший конунг - Вера Ковальчук Страница 78

Только холодно.

— Мне холодно, Реен, — произнесла она жалобно. — Обними меня.

В ответ он взял ее за плечи и крепко сжал.

Орм повернул мать. Ее глаза были закрыты, но в тот момент, когда он резковато встряхнул ее, губы приоткрылись и распахнулись глаза, которые в темноте землянки показались ему почти черными. Она посмотрела на сына — во взгляде было мало осмысленности. Туман заволакивал его, и Регнвальдарсон не мог бы даже поручиться, смотрит ли мать на него, или сквозь него. Губы снова шевельнулись — он услышал стон.

Орм сжал плечи матери и попытался ее приподнять. Она показалась ему холодной, как статуя.

Женщина прикрыла глаза, потом снова подняла веки. Сын поднял ее на руки — она показалась ему легкой, как пушинка — и вынес на воздух. Осторожно положил на траву рядом со входом в землянку. Вокруг столпились его викинги, но близко не подходил ни один — все они молчали.

Хильдрид вздрогнула и открыла глаза. На Орма она теперь смотрела вполне осмысленно. Потом ее губы тронула улыбка. Во взгляде запылала любовь, и сыну Регнвальда стало плохо. Захотелось убить кого-нибудь или хотя бы искалечить, переломать все кости. Он справился с собой лишь с большим трудом.

— Мама, слышишь меня? — он впервые назвал ее так.

— Реен... — простонала она. Стон легкий, как дыхание, почти неслышный. — Реен...

— О ком это она? — спросил Кадок, который единственный держался рядом с молодым конунгом Нортимбраланда и все норовил чем-нибудь помочь. Сейчас он держал в руках теплый плащ.

— Об отце, — сквозь зубы, нехотя, ответил Орм, и валлиец понял, что пока лучше молчать.

— Мама, ты меня слышишь? — повторил молодой конунг.

Хильдрид смотрела в глаза мужа, которые почему-то стали тревожными. Ей хотелось прижаться к нему, закутаться в его плащ, ощутить тепло его тела. Холод подступал волнами откуда-то изнутри, и в какой-то момент она даже испугалась — не простудилась ли. Ветер пах приближающимся дождем. Потом холод вдруг отступил, а Регнвальд молча поднял ее на руки и понес на свой корабль.

Женщина слабо вздрогнула в руках сына, и глаза ее остановились. У Орма перехватило дыхание, он встряхнул ее раз, другой, уложил на землю и стал щупать бьющуюся жилку. Не нащупал. Принимать очевидное не хотелось. Он отпустил ее и стиснул правую руку левой. Долго смотрел.

— Что там? — прозвучал чей-то голос. Должно быть, спрашивал воин, которому было не видно, что происходит у землянки. — Что там? Умерла?

Регнвальдарсон медленно поднялся на ноги. Он не был уверен, что справится с собственным голосом, но выставлять на всеобщее обозрение чувства, пусть даже они всем очевидны, не желал. Он молчал так долго, что воины начали поглядывать на него с тревогой и вопросительно.

Бой затих вдали, почти всех убили, кого-то взяли в плен, нужно было решать их судьбу. Нужно было распоряжаться людьми и захваченными вещами, решать, что и как делать дальше — словом, забот невпроворот.

Так долго хранить молчание люди Орма не могли. Кто-то, истомленный боем, уже пристраивался к вражеским котлам с кашей. За спинами впередистоящих викинги тихонько переговаривались между собой.

— Умерла?

— Точно. Умерла.

— Отчего хоть? Замучили? Что с ней делали-то здесь?

— Похоже, что от ран. Надо бы повязки размотать да посмотреть.

— От ран, конечно. От чего ж еще?

— Хватит, — сказал Регнвальдарсон, не оборачиваясь, и стихли даже те разговоры, которые велись в полусотне футов от него. Лакомившиеся чужой кашей воины оставили ложки и вытянулись. — Тела убрать и подготовить к погребению. Найти наших пленных или их тела. Разложить костры и приготовить еду. И отдыхать — завтра выступаем. Если Харальд Эйриксон и его отряд попадется нам по пути — тем лучше, у Гуннхильд станет на одного сына меньше. Не попадется — я потом его найду. И спор между нами решит меч.

Нагнулся, поднял тело матери на руки и понес к кораблю.