Черный Янгар - Карина Демина Страница 78

Однажды я вернулась в башню, принеся на шкуре чужой кисловатый запах. Черные пятна кострищ – их уже не скрывали – подобрались вплотную. Еще несколько дней – и…

…Янгар был во дворе.

Стоял.

Сам.

И широкий клинок палаша описывал круги над его головой.

– Давно надо было решиться, – спокойно сказал он и не обернулся. – Этот мир беспощаден к слабым.

Он снова стал прежним. Семь черных кос змеями спускались по плечам, смуглая кожа блестела испариной. Швами выделялись на ней белые полосы старых шрамов.

Я стояла и смотрела, не смея подойти ближе.

– Ты не рада, Аану?

Скользит клинок, ранит воздух… быстро и еще быстрее.

– Рада.

Но прозвучало тихо.

Он уйдет.

– Завтра. – Янгар все еще слышал мои мысли. – Я уйду завтра.

А что со мной будет? Янгар, опустив клинок, повернулся ко мне.

– Я бы хотел взять тебя с собой. – Он преодолел расстояние между нами в два шага. И пальцами – сросшимися, целыми пальцами, коснулся щеки. – Или спрятать в надежном месте. Но я не знаю другого места, столь же надежного, как это.

Горелая башня возвышалась над нами.

– Я уведу охотников.

– Останься.

В башне хватит места для двоих… троих.

Янгар покачал головой.

– Или уедем? – Я вцепилась в его руку, в собственную безумную надежду остановить войну. – Просто уедем.

Куда?

К морю? Или за край его, тот, где раскинулись пески Великой пустыни? Или дальше, в предгорья? В благословенную страну Кхемет?

Я видела отражение собственных мыслей в глазах Янгара. И еще башню, очистившуюся от копоти. Черные кольца Великого Полоза. Дом, который сгорел много лет тому назад. Видела незнакомых людей и собственного отца, за спиной которого скрываются тени.

– Прости, маленькая медведица. – Янгар прижался лбом к моему лбу. И ладонь его лежала на затылке. – Я не могу отступить сейчас. Или твой отец, или я. Вдвоем нам не жить. Не плачь.

– Не буду.

– И пообещай, что дождешься.

– Я уже обещала.

– Еще раз пообещай. А лучше два. – Теперь он говорил мягко и отпускать меня не собирался. А я прижималась к его груди, вдыхала его запах и снова отогревалась его теплом.

– Обещаю.

– И что не будешь уходить отсюда, пообещай.

– Не буду.

– А если кто-то появится, обернешься медведем.

– Ладно.

Я готова обещать что угодно, лишь бы он остался еще ненадолго.

– Маленькая медведица. – Его губы ласкают шею. – Моя медведица… Аану…

Черный Янгар ушел на рассвете. Я не стала спрашивать, забрал ли он с собой Печать.

Вилхо был недоволен.

Его недовольство прорывалось в мелкой дрожи жирных подбородков, в голосе, который сделался визгливым, в причитаниях и стонах, выводивших Пиркко из равновесия. Порой, когда ее супруг все же засыпал, она садилась рядом – ему нравилось, что Пиркко заботится о спокойствии его сна – и брала в руку подушку. На лице ее появлялась мечтательная улыбка, взгляд делался туманным, а мысли рассеянными. Она представляла, как берет подушку и кладет ее на круглое, расплывшееся от жира лицо Вилхо. И давит…

Порой Пиркко, отослав рабов прочь, подносила подушку к этому лицу. Лишенное краски, оно было отвратительно: желтоватая, какая-то осклизлая кожа с крупными порами, узкие губы, нос, почти исчезнувший меж пухлых щек, и подушки век.

Примерившись, Пиркко почти опускала подушку.

Почти касалась широкого носа с вывернутыми ноздрями.

Почти прижимала атлас к губам.

И отступала: еще не время.

И надо набраться терпения, вот только иссякает оно.

Наступит утро, и Вилхо, очнувшись ото сна, примется изводить ее нытьем. Вода в ванной ему будет горяча, масла – чересчур ароматны, рабы – ленивы, сама Пиркко…

По ее совету он отпустил Янгара.

И что теперь?

Ничего.

Талли потерял след. И десятки охотников, слетевшихся по зову Ерхо Ину, не сумели отыскать Белую башню. Полозу вновь удалось ускользнуть.

И, дав выход злости, Пиркко швырнула подушку через всю комнату.

– Что? – встрепенулся кёниг, подслеповато щурясь.

В его спальне отныне всегда горело с дюжину свечей: Вилхо начал бояться темноты. Мерещились ему тени.

– Ничего, дорогой, – она нежно коснулась потного лица, – показалось, что мышь пробежала. Я боюсь мышей.

Он закряхтел, переваливаясь на другой бок, и, почесав вялый, расплывшийся по постели живот, сказал:

– Пить хочется.

– Сейчас, дорогой.

Она подала вина. И держала чашу, пока Вилхо пил. С трудом оторвав голову от подушки, он глотал жадно, давился, фыркал, и брызги вина летели на шелковые рукава кейне.

– Спи, дорогой…

– Жарко! – Он не собирался засыпать, но, видимо, вознамерился до рассвета изводить Пиркко своим нытьем. – Нам дышать нечем…

Взяв в руки веер, Пиркко попросила:

– Потерпи. Тебе нельзя мерзнуть.

Он выпятил губу, но ничего не сказал.

– Янгар не усидит на месте. – Она знала, что именно Вилхо желает услышать. – Он захочет отомстить.

– Нам?

Естественно. Но кёнига не стоит пугать, и Пиркко, улыбнувшись, покачала головой.

– Моему отцу. Янгхаар Каапо вернется в Олений город. Он придет сам, и надо лишь подождать.

– Мы устали ждать.

Капризный, словно дитя.

Слабый.

– У моего отца есть должник, способный пройти по запретным дорогам.

Вилхо кряхтит и хмурится. Нога его мелко дергается, стаскивая одеяло.

– Отец уже выступил. И от него Белая башня не скроется.

– Почему он медлил?

Потому что не так просто заставить брухву подчиниться. И не ради Вилхо старается Тридуба.

– Отдыхай. Я помогу тебе. – Пиркко, отложив веер, взяла платок, смоченный в уксусной воде. – Закрой глаза…

Он подчинился.

– Тебе просто надо отвлечься. – Она отирала пот со лба. – Я слышала, что в Олений город прибыли торговцы с юга. Быть может, стоит их позвать?

– Зачем?

– Пусть расскажут о своей стране или о других странах, в которых побывали. Об обычаях их, о том, кто правит…

Пиркко бросила платок в чашу.