Эффект преломления - Диана Удовиченко Страница 78

— Не знаю.

Я поднял револьвер, выстрелил ему в лоб, как давно мечталось. Чонг выгнулся в последней агонии и замер. Тело его медленно принимало звериную ипостась. Они все так, когда умирают…

Откуда-то потянуло запахом дыма. Я резко обернулся, увидел направленное на меня дуло пистолета.

— Мне очень жаль, — произнес нежный голос.

Из истории рода Батори

Замок Биче, август 1614 года от Рождества Христова

— Спасибо тебе, Дьёрдь, — Анна кокетливо смотрела на любовника поверх кубка с вином. — Не думала, что решишься. А ты сильный… я всегда это знала.

Они сидели друг напротив друга за столом, ужинали. Дьёрдю было не до разговоров, и не до еды, и не до женщины этой с таким родным прекрасным лицом и таким чужим взглядом. Ни о чем он не мог думать, только часы считать. От Биче до Чахтице двое суток верхом. Заводски отправился в путь вчера. Значит, завтра к вечеру та, кого Дьёрдь любил всю жизнь, перестанет существовать…

— …любил всю жизнь… — прозвучало эхом его мыслей.

Турзо встрепенулся, прислушался.

— Ты любил ее всю жизнь, — щебетала Анна. — А она тебя так и не сумела оценить. Ей важна была красота, звериная сила, такая, чтоб напоказ. Зато я тебя оценила, Дьёрдь! Ум — вот настоящая сила мужчины. Мне все равно, как ты выглядишь, все равно, сколько тебе лет. Главное, что ты умен, мой Дьёрдь!

Он опять перестал слушать. Анна, торжествуя победу, пила вино, все подставляла кубок слуге, пьянела и говорила, говорила…

— Но ты любил ее. Лишь ее. И меня-то захотел только потому, что я похожа на нее. Знаешь, Дьёрдь… я всегда гадала: что ты нашел в моей матери? Ведь мы совсем одинаковые, только я моложе, красивее. Но ты и этого не замечал. Я уж думала, всегда так будет. А ты — решился. Хоть она и не убивала…

Сознание выхватило последние слова. Дьёрдь очнулся, вскинулся:

— Как не убивала?

— А ты так и не догадался? — Анна, совсем уже пьяная, рассмеялась. — Дурачок ты, Дьёрдь, хоть и умный мужчина! Ну конечно, она не убивала, эта святоша! Она ж только Богу молиться способна! Все, помню, ходила, губами шевелила, молитвы начитывала…

Дышать стало нечем.

— А… кто?

— Я, конечно. — Зеленые глаза хищно блеснули. — Я умывалась их кровью, чтобы сохранить молодость и белизну лица. Мать все ванны травяные принимала, но это не то… И вообще, мне нравится убивать…

— Погоди! А как же свидетели? Они говорили, что Эржебета сначала мучила девушек в подвале, потом, спустя несколько лет, построила в лесу пыточный дом?

— Чуму она лечила! — хохотала Анна. — Мать всю жизнь медицину да алхимию изучала. Вот и вычитала, что бубоны надо вырывать, а потом прижигать каленым железом! Правда, мало кто выжил после такого лечения-то. А кто выжил, тот дурачком стал или память потерял. Но она все пыталась…

Дьёрдь больше не слушал слов Анны. Вскочил, выбежал из комнаты:

— Седлать коня! Живо! Три шкуры спущу!

— Глупенький Дьёрдюшка! — кричала ему вслед Анна. — Ты, государственный муж, должен бы ее благодарить! А ты судил! Да вся Венгрия ей должна. Мать два раза чуму остановила, не пустила дальше в Европу…

Со двора донесся грохот копыт. Анна улыбнулась:

— Поскакал… все равно уж не успеет.

Наконец она одержала верх над матерью — этой ханжой, святошей, вечно молящейся, вечно радеющей о чужом благе…

Анна погрузилась в приятные воспоминания. Когда она впервые почувствовала, что отличается от других? Лет в пятнадцать, наверное. Ее томили сладкие предчувствия, непонятные желания бродили в теле, горячили кровь, заставляли совершать странное. Летом в ночи полной луны она убегала в лес, скидывала одежду, каталась по траве, выгибалась, кричала, словно кошка похотливая.

Впервые Анна узнала вкус человечьей крови, когда мать, вспыльчивая, как все Батори, ударила при ней служанку. Тогда несколько алых капель упало на руку Эржебеты, а одна — на губы Анны. Она слизнула. Вкусно. Потом вдруг заметила: кожа матери, там, где упала на нее кровь, молодела на глазах. Эржебета не придала этому значения, а Анну почему-то на мгновение обуял ужас. Вдруг ей ясно представилось будущее, было оно страшным и притягательным одновременно…

С тех пор Анна начала убивать. После каждого душегубства, чувствуя ликование, плясала на замковой стене. Мать быстро заподозрила неладное, но молчала. Нанимала все новых девок.

А потом в замке появился Дьёрдь… Анна вечером возвращалась с охоты, разгоряченная, возбужденная муками очередной девки. Он шел навстречу, злой, несчастный после еще одного отказа матери. Анна неожиданно для себя остановилась. Заглянула в печальные, как у собаки, глаза, коснулась ладонью пухлой щеки. И поняла: вот он, мужчина ее жизни. Не Зриньи, которому ее сватали, не другой какой магнатский сыночек. Этот вот, умный, опытный, поживший. Знаменитый политик, благородный интриган… Дьёрдь.

Она пошла с ним тогда в гостевую комнату. Сама легла в постель. Сама ласкала его — неизвестно откуда взялись умения. Кричала от счастья, глядя в его обезумевшие, пьяные от страсти глаза.

После он сам уже, надев черный плащ, приходил к ней в комнату по ночам. Слуги боялись, принимали его за демона. Смешно, Дьёрдь — и демон…

— Женись на мне, — плача, просила в постели, — не хочу, чтоб за другого просватали. Не отдавай ему… Только ты, любимый…

Не женился, отдал-таки постылому Зриньи. То ли побоялся у матери ее сватать, то ли не хотел себя связывать, надеялся, что Эржебета за него пойдет…

Но Анна простила. Очень уж любила. Только Дьёрдь будил в ней чувственность, только с ним она знала наслаждение. Покорно жила со Зриньи, рожала ему детишек… похожих на Дьёрдя.

И чем крепче делалась ее страсть, тем сильнее становилась ненависть к матери, которая отбирала у нее любовь Турзо. Поняв, что в смертях девушек люди винят мать, Анна удвоила старания. Приезжая в гости к Эржебете, убивала девок направо и налево.

Графиня уже точно поняла, по чьей вине происходит вокруг столько смертей. Но ничего не могла поделать — куда ей против родной крови? Заставляла слуг закапывать трупы, покрывала убийцу. Требовала, чтобы Анна покинула замок. Но не выдавала. А дочь, зная, что Дьёрдь добивается овдовевшей Эржебеты, сатанела все больше. Всю ненависть к матери, всю жажду мести вкладывала в убийство девок.

Один раз Эржебета чуть не взбунтовалась. Когда Анна убила сестру, Урсулу. Тогда графиня набросилась на нее, едва не задушила. Но Дьёрдь вовремя подоспел. Для него это было еще одно доказательство вины Эржебеты. Но ведь все равно не перестал любить! Видно, глубоко в душе чувствовал, что невиновна мать…

Анна стиснула кулаки. Ничего, все позади, скоро проклятая старуха наконец издохнет. Теперь Дьёрдь будет принадлежать ей одной. А там можно будет и Зриньи убрать, и женушку Турзо, скучную, пресную Эржебету… Да за одно только имя она достойна смерти!