Серебряная клятва - Екатерина Звонцова Страница 78

Благодарю за здравую мысль заплатить причитающуюся половину хотя бы части солдат – самым верным – и взять их с собой. Настроения в той твоей тысяче разительно переменились к лучшему, впрочем, я ни в коей мере не упрекаю их в меркантильности. Это правильно, речь ведь о наёмниках, как ты и напомнил. И мне всё это только на руку. Могу полагать, тебе тоже, ведь ваше участие в финальных военных действиях ставит под вопрос пересмотр договора. Подумав, я и вовсе решил настаивать на сохранении большинства условий. Твои солдаты сыграли сегодня значимую роль. Не буду повторять, какую роль сыграл прежде ты.

Последнее. Хайранг. Определённо, он заслуживает отдельных слов благодарности; возможно, это повлияет на его продвижение по вашей службе. Его помощь бесценна. Он продолжает обучать ратников, и это даёт плоды. У него дар наставника, совсем как у Грайно Грозного, хотя нравом они ничуть не похожи. Не говоря о том, как он покладист и разумен. Я рад, что из всех командующих именно он остался со мной.

Надеюсь, ваш путь спокоен. Надеюсь – и верю – что вы не причиняете никому вреда, впрочем, я бы об этом уже знал. Ещё раз благодарю за твоё благоразумие, да и за всё прочее, и прощаюсь. Счастливой дороги по морю, надеюсь, как можно больше раненых вы довезёте до Пустоши живыми.

Берегите себя. Я никогда вас не забуду. Тёплый привет Инельхалль.

Хельмо»

Отправлено на закате. Правдивое по содержанию, но насквозь неискреннее письмо, такое показательно отчуждённое, что наверняка Янгред рассмеётся. Зато вряд ли о чём-то и догадается.

Ему и не нужно знать, что, по данным дальней разведки, Самозванка собрала уже почти двадцать тысяч человек. Не нужно знать, что части Первого ополчения измотаны, практически обезглавлены, да и рядовой их состав сильно поредел. Не нужно знать, что два дня назад от дяди пришло дышащее гневом письмо, в котором он даже не молил племянника торопиться, а лишь спрашивал, ждать ли его вообще. И точно Янгреду не нужно знать, что всё время, когда не должен что-либо делать и не во что уйти мыслями, Хельмо прощается с жизнью.

Почти не было шансов снять осаду – он это понимал. Сегодняшнее сражение лишило его шести мортир и почти трёхсот человек, а пустота внутри лишала и воли. Даже яркий закат на куполах храмов не придал ему сил. Сияние напоминало размазанную кровь. А зычные, красивые певучие голоса монахов, пусть восхваляли свободу и храбрость воинов, походили на вой. Монахи были совсем худые, осунувшиеся, лихорадочно сверкали их запавшие глаза. Слишком долго они сражались, осталось их мало – в основном, самые старые; молодёжь почти всю перебили, многих сожрали людоеды. Хельмо не выдержал службу в главном храме. Он вышел на середине какого-то псалма.

Он даже не остался ночевать в монастыре, хотя ему щедро предлагали келью, где останавливались обыкновенно государь с семейством. Он предпочёл вернуться за ворота, туда, где хотя бы сейчас мог побыть один.

– Пустишь к костерку?

Два запылённых сапога оказались точно напротив. К квадратному носу левого прилипло нежно-серое окровавленное пёрышко. Поморщившись, Хельмо скользнул взглядом выше и увидел Чёрного Пса.

– Хорошо у тебя горит, у Чёрного Пса-то с сухопутным огнём не вяжется. Ненадолго я.

Хельмо невольно подметил: в речи целых два местоимения, смягчился акцент. Пират постепенно перенимал солнечный язык у тех, с кем путешествовал. Понимать его становилось проще.

– Да, я рад. Оставайся, – позволил Хельмо, покривив душой: рад он не был, впрочем, не обрадовался бы и кому-либо другому. Но особо и не возражал.

Чёрный Пёс присел к огню. Тот действительно трещал бодро, хотя Хельмо совсем про него забыл, давно не подбрасывал щепок. Ему было холодно вовсе не от сырости ночи, и вряд ли от такого холода хоть что-то бы спасло.

– Славно сегодня повоевали. Хороший из тебя командир.

Хельмо с усилием приподнялся, сел. Пират цепко вглядывался в него чёрными чужеземными глазищами, теребя толстый верёвочный браслет на запястье. Казалось, слова были искренними, не попыткой подольститься. Хельмо улыбнулся, но возразил:

– А вышло бы опрокинуть врага, если бы сами озинарцы не вдарили из-за стен? Полумёртвые, изморенные, а всё равно помогли. Я же…

– Увидели – ты идёшь. И воспрянули. За этим ведь нужен капитан. Команду воодушевлять – первее прочих дел. Первее даже честной делёжки добычи.

Хельмо вспомнил: старые и юные служители в ризах, с клинками – простыми, одинаково грубо выкованными в единственной озинарской кузнице. Вспомнил: в воздухе – тени воинов-защитников с крыльями – каким-то изобретением местных умельцев. На этих крыльях, то ли из плотной бумаги, то ли из тонко выделанной прочной кожи, летали самые тощие, самые лёгкие, с почти прозрачными руками, лицами, рёбрами, – видно, те, кто отдавал другим свои пайки. Потом, когда всё закончилось, когда выжившие спустились с неба, Хельмо посмотрел каждому в глаза, и из тех глаз тоже глянула на него близящаяся погибель.

– Нет, – чуть резче, чем хотел, выпалил он.

– Чего «нет»? – Чёрный Пёс прищурился.

– Капитан без хорошей команды – никто.

– Тоже правда, – покладисто согласился пират. – Разве же спорю?

Они замолчали. Хельмо подумал, что надо бы выпить воды, в горле совсем пересохло. Он полез в дорожную сумку, нашёл флягу, потом – свою деревянную чашу. Одновременно пальцы задели что-то твёрдое, холодное; блеснул округлый обод. Хельмо вздохнул и затолкал иноземный алюминиевый кубок подальше, убрал и свою чашу. Пить расхотелось.

– Чахнешь ты что-то и сохнешь, победе не рад. Нехорошо.

Хельмо не ответил, но и не потупился. Он через силу улыбнулся и заговорил о другом.

– Не надумал повернуть, как ещё под Басилией сделали некоторые ваши? Сегодня была удачная битва, но дальше… людей у Самозванки много. Очень. Полчища.

– Знаешь же. – Пират махнул левой рукой, изувеченной, но всё равно огромной, – Чёрный Пёс не за побрякушки воюет. И доползёт до царева дворца, до пташки, один или с тобою – плевать. Не пробуй Чёрного Пса гнать, Хельмо, подохнет – так подохнет. Да и… – сквозь бороду пират улыбнулся с внезапной теплотой, – главное-то Чёрный Пёс помнит. Главное, чтоб тебя не бросить. Обещания держишь. Всегда.

Хельмо вздрогнул. Только сквернее стало от решительных этих слов из уст отпетого головореза, почему-то доверявшего ему свою просоленную шкуру. Тоже доверявшего. И пусть это обещание было исполнить куда легче, лишь бы дойти до дяди, но…

– Не всегда, Чёрный Пёс, – прошептал Хельмо. – Увы. Но тебя не подведу.

Пират снова въедливо на него глянул и повторил:

– Чахнешь и сохнешь. Брось это. Всё обойдётся.

– Я сделаю всё, что обязан, и ничто этому не помешает. – Хельмо сжал губы. – Давай оставим лишнее.

Снова они замолкли. В отдалении раздался нежный колокольный звон.