Сердце ворона - Владимир Торин Страница 76

Покончив с одним противником, монстр облизнул окровавленную морду длинным раздвоенным языком и весь подобрался – ноги согнулись, и зверь прыгнул.

Паладин с сапфировой розой на синем щите, облаченный в небесного цвета накидку-сюрко, надетую поверх лат, повернул коня и уже собрался обратить клинок против нового врага, когда в его животное влетел, будто таран, чудовищный скакун нежити. Могучие и твердые, словно вырезанные из камня плечи одержимого исчадия мрака ударили в скрытый синей попоной бок. Животное повалилось наземь, поверженное, ребра его были ужасно переломаны и вмялись в легкие, несколько белых осколков костей торчали из плоти.

Смолистый конь склонился над еще дергающимся в конвульсиях животным и схватил его пастью за бок. Клыки рвали на куски плоть павшего скакуна, в то время как чудом оставшийся в живых рыцарь пытался отползти от монстра подальше, в надежде спастись. Уловив шевеление, одержимый конь вскинул голову и вперил пылающий взгляд в глаза испуганного до смерти человека. Монстр поднял тяжелое копыто и с силой опустил его на кирасу рыцаря. Удар был настолько силен, что латы прогнулись, и на груди человека образовалась окровавленная сквозная дыра, словно в пробитом пальцем свитке. Копыто вырвалось из раны, обагренное кровью, немного приподняв за собой тело, и одержимое животное продолжило свою трапезу. Это чудовище ни за что нельзя было назвать лошадью. Смолисто-черная лоснящаяся шкура, налитый багрянцем взгляд, две струйки чадящего дыма, вырывающиеся из шевелящихся в ярости ноздрей, – все это ужасало как славных рыцарей Ронстрада, так и их скакунов.

Звери Проклятых возвышались над вражескими конями, их ноги были могучи и при этом необычайно ловки – одержимые чудовища совершали невероятные для обычных лошадей движения: они прыгали, словно волки, набрасывались на врага и терзали его плоть клыками. Здесь не было привычного конского шага: галопа, рыси, иноходи – мышцы под черной шкурой сокращались совершенно необычным способом, отчего кони мертвых в своей смертоносной грации походили на львов или тигров…

Граф де Нот видел, что его рыцари проигрывают сражение, не в силах противостоять огромным безумным тварям. И пусть почти все неживые всадники были выбиты из седел, это ничуть не останавливало их скакунов. Множество паладинов уже пало, он сам едва держался в седле, поскольку бой продолжался уже добрых полтора часа – спасало лишь то, что основные силы Деккера еще не успели подойти к равнине. Рыцари королевства сражались с храбростью и остервенением. Сражались и умирали. Пало множество доблестных воинов, но и врагов вокруг становилось все меньше. Конь великого магистра – умное животное – так и не позволил сбросить с себя седока и крутился по бранному полю, как именитый танцор на королевском балу. Рядом трепетало под порывами ветра гордое знамя Ронстрада, за сегодняшний день оно ни разу не рухнуло под копыта монстров в конском обличье.

Сквозь пелену пыли Ильдиар де Нот видел ярко светящуюся белую фигуру сэра Джеймса Доусона, верного сподвижника магистра. Он рубился с врагами, не выпуская из левой руки знаменное древко, и сейчас единственное, что было видно людям с городской стены – это утонченные лилии и гордые могучие львы, возвышающиеся над черно-серой тучей. За сэра Джеймса Ильдиар де Нот был спокоен – тот был превосходным воином, когда-то великий магистр лично обучал его и знал, насколько стойкий характер у этого молодого рыцаря. Даже пребывая в изнеможении, он никогда не подал бы виду, нипочем не выказал бы усталость и не посмел бы пасть мертвым на глазах у своего магистра. А уж тем более – выпустить из рук будто вросшее в латную перчатку древко королевского знамени. Простое белое сюрко с нашитым на груди алым огоньком являлось боевой одеждой рыцарей Священного Пламени. Надетое поверх доспехов, оно символизировало скромность и целомудрие паладинов славного ордена. К гарде меча сэра Джеймса на золотой цепочке был прикреплен амулет: золотой шарик, в котором плавала никогда не застывающая смола ладана, призванная изгонять нечистую силу. Рыцарь свято верил, что амулет обороняет его – и то верно, ведь пока что он не был выбит из седла и продолжал сражаться, в то время как уже множество братьев пало под натиском жутких тварей.

Все пошло не так с самого начала, и граф де Нот знал, кого ему винить… Лишь только пустив коня в галоп навстречу врагу и склонив копье, великий магистр Священного Пламени, будто заклятие, шептал одни и те же слова: «Только бы гордец де Трибор не сорвался раньше времени! Только бы не сорвался!» Насчет молодого сэра Акрана Ильдиар де Нот был полностью спокоен, но старик-магистр Розы мог легко плюнуть на договоренности и испортить весь план.

Что тот и сделал.

Глядя с вершины холма на то, как его заклятому сопернику достается вся слава, де Трибор криво усмехнулся:

«Не дождешься, мальчишка, чтобы я плясал под твою дудку».

И, вскинув копье, отдал приказ об атаке.

В соответствии с планом, Ильдиар и две тысячи его рыцарей должны были ударить первыми в лоб вражеской кавалерии. После чего в их задачу входило отступить обратно к стенам, заманивая Проклятых. В это время тысяче де Трибора вменялось направить удар в правый фланг вражеского войска, а тысяче Акрана – в левый, выступив со стороны реки.

Но, как и говорилось, сэр Рамон де Трибор, великий магистр Синей Розы, решил действовать сам. Он наклонил копье в боевую позицию и пустил лошадь в галоп с холма, не дожидаясь сигнала; за ним помчались его рыцари.

– Бансрот подери, – только и успел прохрипеть тогда Ильдиар, бросив взгляд на дальний северный холм.

Оттуда катилась кавалерийская волна, стремительно приближаясь и разрывая воздух грозными голосами рожков…

До врага оставались считаные ярды, и сэр де Нот заставил себя забыть обо всем. Забыть о мертвом ужасе, что несла нежить, о тленном запахе – запахе самой смерти, о реве коней-чудовищ. Он на миг закрыл глаза, и время для него словно остановилось. Белый рыцарь будто наяву увидел, как его сердце, до этого бившееся, точно раненый зверь, затихло. Пылающий огонек на кирасе застыл. И сразу же, в следующий миг, священный огонь рванулся из груди с такой силой, что кровь, казалось, за секунду вскипела и бросилась бежать по венам, словно грохочущая вода в горных реках.

Ильдиар де Нот открыл глаза. Вся его кираса, крылатый шлем, латы коня и даже наконечник копья были объяты пламенем. В следующий миг он ворвался в ряды врага, и битва поглотила его. Копье сломалось, поразив первого же противника, разлетелось в щепки, столкнувшись с бронзовой кирасой скелета-кавалериста. Тогда он еще не знал, что нужно было направить удар в его коня – но чтобы рыцарь подло атаковал животное?! Где это слыхано! Ильдиар просто отбросил обломки копья в сторону… С начала битвы он убил уже около дюжины этих «благородных животных». Грозная сила, пронзившая оборону павшего Элагона, как гвоздь, забиваемый в мягкое, податливое дерево, теперь прошлась серпами вестников смерти и по головам защитников Дайкана.

Так и вышло, что против двухтысячного отряда конницы Умбрельштада вступили в бой три тысячи рыцарей Ронстрада: две Ильдиаровы и тысяча де Трибора. Глупый старик ввел в сражение заготовленный для неожиданной атаки с фланга резерв. Началась схватка, проходящая с переменным успехом, но все же защитники Дайкана одерживали вверх… однако до тех лишь пор, пока из-за холмов с востока не подошли еще полторы тысячи подкрепления кавалерии Проклятых. Тут уж всем пришлось туго, теперь Ильдиар и его воины оказались в ловушке. Будто кто-то из некромантов применил свое колдовское зеркало. Треклятый старик де Трибор…