Книга Призраков - Сэбин Бэринг-Гулд Страница 76

– Вам нет туда пути, пастор! Дверь закрыта, и у вас нет ключа.

Мистер Хексуорт застыл в растерянности, не зная, что делать. Потер подбородок.

– Но, черт возьми, что же мне делать? – спросил он.

Толпа окружила его и повлекла обратно к калитке.

– Вам следует отправиться туда, куда мы вам укажем, – говорили они.

Я поднялся, чтобы следовать за ними. Было любопытно видеть, как стадо ведет своего пастуха, никогда не предпринимавшего попыток вести это стадо. Я держался позади, и, казалось, мы движемся вперед, словно бы увлекаемые сильным потоком воздуха. Не успел я перевести дыхание, ни даже понять, куда именно мы направляемся, как оказался в трущобах большого промышленного города, перед домом, в каких обычно селятся рабочие, с одним окном возле двери и двумя окнами на втором этаже. Одно из этих верхних окон светилось алым.

Толпа подтолкнула мистера Хексуорта к двери, которую открыла медсестра.

Я стоял в нерешительности, не зная, что делать, и не понимая, что происходит. На противоположной стороне улицы виднелось здание церкви, окна были освещены. Я вошел и увидел там по меньшей мере двадцать человек, бедно одетых, принадлежащих к низшему классу, стоявших на коленях и молившихся. При входе стоял привратник, или дьячок, и я спросил его:

– Что случилось?

– О, сэр! – отвечал тот. – Он болен, он заразился оспой. Она свирепствует здесь, он ухаживал за больными, и вот – заболел сам; мы ужасно боимся, что он умрет. Вот мы и молимся, чтобы Господь оставил его нам.

Один из стоявших на коленях повернулся ко мне и сказал:

– Я был голоден, и он накормил меня.

Другой встал и произнес:

– У меня не было крова, и он приютил меня.

Третий сказал:

– Я был наг, и он дал мне одежду.

Четвертый:

– Я был болен, и он ухаживал за мной.

Пятый, с опущенной головой, рыдая, произнес:

– Я находился в заключении, он приходил и утешал меня.

Я вышел и взглянул на светившееся алым окно второго этажа; я почувствовал, что мне необходимо увидеть человека, за которого молились собравшиеся в церкви. Я постучал в дверь, мне открыла женщина.

– Если мне будет позволено, я очень хотел бы увидеть его, – сказал я.

– Да, сэр, – произнесла женщина, простая, грубоватая, среднего возраста, с глазами, полными слез. – Да, думаю, вы можете увидеть его, если не будете шуметь. Его состояние улучшилось, как будто он обрел новую жизнь.

Я осторожно поднялся по узкой лестнице с крутыми ступеньками и оказался в больничной палате. Она была освещена приглушенным красным светом. Я подошел к краю кровати, возле которой стояла медсестра, и взглянул на лежавшего человека. Вид его был ужасен. Его лицо было покрыто какой-то темной мазью, чтобы предохранить кожу от высыпаний, ее обезображивавших.

Передо мной лежал больной священник, и мне показалось, что я вижу перед собой глаза мистера Хексуорта, но с каким-то новым светом веры, религиозного рвения, любви. Губы шевелились, произнося молитву, руки были сложены на груди. Медсестра шепнула, обращаясь ко мне:

– Мы думали, что он покидает нас, но молитвы тех, кого он любил, достигли Господа. Он сильно изменился. Последние произнесенные им слова были: «Господь милостив. Если мне суждено выжить, то всю оставшуюся жизнь я посвящу только своей пастве, и умру среди нее»; сейчас он ничего не говорит, он молится. Но молится не за себя – за свою паству.

Я видел, как по щекам его текли слезы, но мне они казались капельками черного барана, сбегавшими по темным щекам. В этом теле была душа мистера Хексуорта.

Не произнося ни слова, я повернулся к двери, вышел, ощупью спустился вниз по ступенькам, вышел на улицу, и обнаружил себя стоящим на паперти церкви Файвелла.

– Кажется, с меня довольно, – пробормотал я.

Я поплотнее закутался в свое меховое пальто и уже готов был идти, как вдруг заметил хорошо знакомую мне фигуру мистера Фотерджила, двигавшегося по дорожке от калитки.

Я хорошо знал этого старого джентльмена. Ему было около семидесяти. Худощавый, лысоватый, с впалыми щеками. Холостяк, живший в маленьком собственном доме. Он обладал приличным состоянием, был вполне безвредным, но эгоистичным. Он гордился своим поваром и винным погребом. Всегда хорошо одевался и был аккуратен до чрезвычайности. Я частенько играл с ним в шахматы.

Я собрался было бежать к нему навстречу, но меня опередили. Мимо меня проскользнул его старый слуга, Давид. Давид умер три года назад. Мистер Фотерджил тогда опасно заболел тифом, и слуга не отходил от ни днем, ни ночью. Старый джентльмен, насколько я слышал, во время болезни отличался раздражительностью и требовательностью сверх обычного. Когда же болезнь отступила, и он был на пути к выздоровлению, ею заразился Давид, слег и через три дня его не стало.

И вот теперь слуга, приблизившись к своему прежнему хозяину, прикоснулся к своей шапке и тихо сказал:

– Прошу прощения, сэр, но вам не разрешено войти.

– Не разрешено? Но почему, Давид?

– Мне и вправду очень жаль, сэр. Если бы мой ключ мог помочь вам, я бы с радостью его вам отдал; но, сэр, в вас слишком много черного барана. Вам поначалу следует от него избавиться.

– Я не понимаю, Давид…

– Извините, сэр, что мне приходится вам говорить это, но вы никогда никому не сделали ничего хорошего.

– Но разве я не платил тебе так, как было условлено?

– Да, сэр, конечно, сэр; но вы платили мне за те услуги, которые я оказывал вам.

– И я всегда давал деньги, когда ко мне обращались с просьбой о помощи…

– Да, это правда, сэр, но это потому, что к вам обращались, а вовсе не потому, что испытывали сочувствие к нуждающимся, к больным и страдающим.

– Уверен, я в жизни никому не сделал ничего плохого.

– Это правда сэр, как правда и то, что вы не сделали никому ничего хорошего. Еще раз прошу прощения, что мне приходится это говорить.

– Что ты имеешь в виду, Давид?.. Я не могу войти?

– Нет, сэр, у вас нет ключа.

– Но, черт побери, что мне делать? До каких пор мне околачиваться здесь, снаружи?

– Видите ли, сэр…

– В этой сырости, холоде и темноте?

– Вам ничто не поможет, мистер Фотерджил, до тех пор, пока…

– Пока что, Давид?

– Пока вы не станете матерью, сэр!

– Что?

– Близнецов, сэр.

– Проклятье, но это невозможно!

– Но это так, сэр. Пока вы не вскормите их.

– Я не могу этого сделать. Даже физически это невозможно.