Лиходолье - Елена Самойлова Страница 75

Вот как знал, право слово!

Дудочник остановился, и сразу же кто-то врезался ему в спину, пробормотал что-то нелицеприятное и оттер плечом в сторону, обгоняя. Ровное течение людского потока нарушилось, Вик превратился в камень, который не слишком плотная толпа обтекала с двух сторон, то и дело толкая локтями и успевая одарить одним-двумя крепкими словечками. Надо бы Змейку предупредить – с Ризаром не договоришься, не объяснишь, что далеко не все шассы – кровожадные чудовища. Он из тех, кто сначала будет стрелять из своей адской пушки, способной пробить насквозь каменную кладку, а только затем задавать вопросы. Наверное. Но скорее всего, просто заберет очередной трофей.

Слева, совсем близко, раздался до ужаса знакомый звук – щелчок взводимого курка на револьвере ганслингера Вик уже никогда ни с чем не перепутает, – и дудочник, не раздумывая, метнулся в сторону, споткнулся о чью-то ногу и тяжело упал на мостовую, едва успев убрать руки, чтобы ненароком их не повредить. Плечо пронзило болью, но это неловкое падение, как оказалось, спасло ему жизнь – грянул выстрел, и над змееловом, роняя горячие хвостатые искры, с ревом пронеслось огненное облако, окутывающее «зажигательную» пулю.

Раздался громкий хлопок, запахло горелым, и рядом с музыкантом на камни шлепнулось безжизненное тело – вместо головы был обугленный остов шеи, заканчивающийся раздробленным позвонком.

Мгновение тишины было разорвано истошным женским воплем, который сразу же подхватили десятки голосов. Улица стремительно пустела, люди разбегались в разные стороны, скрывались в узких подворотнях и домах. Хлопали, закрываясь, ставни, гул людских голосов стремительно утихал в отдалении, а по булыжникам, подобно отрубленной голове, катился, подпрыгивая на неровностях, выроненный кем-то кочан капусты…

Посреди опустевшей улицы, широко улыбаясь и держа револьвер дымящимся дулом к небу, стояла Катрина. Слегка потрепанная, с длинной косой, кончик которой сбился в паклю, с полоской грязи на щеке и совершенно безумным взглядом ярко блестящих глаз. Поймав на себе взгляд дудочника, она улыбнулась еще шире и подмигнула, картинно сдувая сизый дымок.

– Давно не виделись, Вик! Смотрю, дела у тебя идут неплохо – вон живой, здоровый. Даже загорелый.

– А ты, похоже, обзавелась новыми друзьями, – в тон ответил музыкант, медленно поднимаясь с мостовой и нарочито тяжело опираясь на трость. – Да еще какими знаменитыми.

– О, это у нас взаимовыгодное сотрудничество, – усмехнулась Катрина, но прозрачные голубые глаза оставались холодными как лед. И такими же безжизненными. – Ему тоже хочется заполучить шкуру золотой шассы, и мы уже сошлись с ним во мнении, что сдирать эту шкуру нужно непременно живьем.

Катрина чуть отвела револьвер в сторону, и Вик только сейчас заметил, что то, что он поначалу принял за латную перчатку, на самом деле протез. Отлично сделанный протез, в запястье которого мерцал оправленный в бронзу рыжеватый прозрачный камень.

– Так, значит, ты все-таки потеряла правую руку…

– Да. И мы оба знаем, что спасибо за это следует сказать твоей златоглазой подружке.

Револьвер развернулся, и теперь черный зев дула смотрел точнехонько Вику между глаз, и дудочник с какой-то спокойной отрешенностью понял, что сейчас Катрина нажмет на курок. Просто потому, что она хотела убивать – и ей, в общем-то, было все равно, кого именно. Незнакомого человека, просто шедшего по своим делам и случайно оказавшегося на линии огня, бывшего наставника, в которого была когда-то не слишком тайно влюблена, или же золотую шассу, которую ненавидела так страстно и глубоко, как, наверное, никого и никогда в жизни не любила.

– Мне тебя жаль, детка.

В кои-то веки он сказал ей это вслух.

Ее ресницы даже не дрогнули, когда она выстрелила.

Вик успел ощутить на лице нестерпимый жар от приближающейся «зажигательной» пули, а потом перед ним словно из-под земли выросла коротко остриженная девушка в цветастых ромалийских тряпках. Посох в ее руках гудел, как разозленный шмель, и вращался так быстро, что Вик сумел увидеть его, лишь когда огненный шар на мгновение «прилип» к оголовью, нарисовал в воздухе красивое пылающее колесо, рассыпающее во все стороны алые жгучие искры, а потом сорвался и полетел обратно в Катрину.

Грохот, едкий дым пополам с поднятой пылью от рассыпавшейся мелким крошевом стены дома затянул улицу густым облаком. Вик почувствовал, как на его запястье крепко сомкнулась узкая, чуть дрожащая чешуйчатая ладошка и потянула за собой, в ближайшую подворотню.

– Живей!

Мия тянула его за собой все сильнее, петляя в лабиринте улочек, и он едва поспевал за ней, слыша за спиной голоса и долгий, разочарованный, протяжный крик. Вопль хищника, в очередной раз упустившего желанную добычу.

– Подожди… Мне тяжело…

Змейка замедлилась, перешла на шаг и лишь тогда оглянулась.

На перепачканном копотью лице ярко сияли серьезные золотые глаза с вертикальным зрачком. Сердце у дудочника колотилось так, что казалось, еще немного – и он не выдержит и просто разорвется. Но вот от бега ли…

– Ты снова спасаешь мне жизнь, – хрипло, с усилием выдохнул он, протягивая руку и осторожно стирая со щеки девушки черное пятно. Брови у нее были опалены и топорщились жесткой короткой щеточкой, лицо раскраснелось, волосы надо лбом завились от жара и стояли дыбом, но в целом девушка выглядела не пострадавшей. Змеелюды поголовно были славны тем, что магической пулей их не убьешь, – выстрел просто срикошетит в сторону, едва коснувшись волшебной чешуи, но вот чтобы шасса и в человечьем облике могла отводить «зажигательные» пули, об этом Викториан еще не слышал. Теперь увидел воочию, что и такое может быть. – Какая-то неправильная ты шасса. Я не знал, что ваш род и в человеческом облике может вот так запросто отбить заколдованную пулю…

Она лишь неопределенно пожала плечами, отводя взгляд.

– Я тоже об этом не знала до сегодняшнего дня.

И торопливо пошла дальше по улице, негромко постукивая при каждом шаге о камни мостовой деревянным посохом с обгоревшим, все еще дымящимся оголовьем…

В доме у нас с Искрой царил такой бедлам, коего видеть еще не приходилось. Харлекин еще с утра, как только я вышла за дверь «по делам», принялся на всякий случай собирать дорожные сумки с самым необходимым, и, когда я ввалилась в горницу, едва дыша от бега по жаре, которая с каждой минутой становилась все сильнее, даже не слишком удивился. Только окинул привалившегося к стене дудочника неприязненным взглядом, сдернул с кровати лоскутное одеяло, торопливо свернул его в трубку и перебросил Вику.

– Пригодится в дороге, ночи в степи даже летом прохладные. Змейка, когда успела лицо в костер сунуть? У тебя брови опалены.

– Это не костер был. – Я оставила посох у двери и метнулась к подоконнику, снимая с него небольшой плетеный короб с травяными сборами. И зачем я только ползала по траве, выискивая нужные корешки и тоненькие, как ниточки, стебельки, которые росли, спутываясь в плотный клубок, отвар из которых снимает жар, ломоту в костях, а припарка помогает открытой ране не воспалиться? Для кого старалась-то, если Искре не страшны подобные недуги и его тело само справляется с подобными неприятностями? – Это Катрина.