Паргоронские байки. Том 1 - Ксения Рудазова Страница 75

Он пел так, что эхо гуляло по ущельям. Рвущие облака пики сотрясались от могучего голоса хримтурса. Грандида не могла не слышать прославления ее статей в мелодичном стихе... но делала вид, что не слышит. Покачивая на ходу молотом и бедрами, она шествовала по ущелью – и даже не глядела в сторону Таштарагиса.

Тот преклонил перед ней левое колено. Искал одного только взгляда возлюбленной.      Готов был отдать все, что имеет.

Неважно, что она не хримтурс, а людогор. Великаны делятся на четыре расы, но они способны сочетаться в браке. Способны давать здоровое потомство. По этому миру ходит немало метисов, в которых течет смешанная кровь.

- Мир тебе, дедушка Таштарагис, - улыбнулась Грандида, когда приблизилась настолько, что игнорировать генерала хримтурсов стало невозможно. – Как удачно, что мы здесь встретились. Ты тоже ходил рубить камень? Или возвращаешься с охоты?

От слова «дедушка» внутри Всерушителя что-то вспыхнуло. Да, он в десять раз старше Грандиды, но он бессмертен, как и она. И он ей не дедушка, даже не дядя. Они с Дормадосом родились единовременно, но из Хаоса, а не из материнского чрева. Они не братья по крови, они не в родстве. Так же, как Гильдегранда Дормадосу не сестра, пусть смертные иногда и путают.

А Грандида это прекрасно понимала. Равно как прекрасно понимала она и то, чего хочет от нее предок всех хримтурсов. Ее глаза чисты, как небесная синь, но она далеко не глупа. Не только великанша, но еще и волшебница, она давно заметила, как жадно смотрит на нее Таштарагис, как появляется все чаще на пути будто случайно.

И она не хотела того, чего хотел он. Древний хримтурс не вызывал у нее встречных чувств. Более того – у Грандиды уже был жених. Тоже из людогоров и всего на пятьсот лет старше ее самой.

Поэтому сейчас она сделала вид, что не уразумела суть серенады, не расслышала любовных слов. Понадеялась, что у Таштарагиса хватит такта не настаивать и тоже сделать вид, что ничего не было, ни о чем он тут не пел.

Не хватило. Слишком гордый и самолюбивый, Таштарагис не признавал отказов. Если ему чего-то хотелось – он это получал. Во всей Великании лишь несколько Всерушителей могли сравниться с ним в хтонической мощи – и Таштарагис никого не страшился.

Поэтому сейчас над ним словно поднялось морозное облако. Почти на голову ниже статной девы, хримтурс схватил ее за плечо, дернул... и полетел кубарем. Гораздо его моложе, но дочь двух первородных, Грандида вполне могла дать Таштарагису оплеуху.

- У меня уже есть суженый, старик, - гневно скрестила она брови. – Подойдешь ко мне еще раз – и его секира расколет твой череп.

Хримтурс поднялся на ноги сплошным комком злости. В его руках загудел Хаос. Таштарагису захотелось оторвать голову этой дерзкой суке, этой не знающей своего места дурище.

В мгновение ока любовь переродилась в ненависть.

Но прямо сейчас он ничего не сделал. До ушей донеслись переливчатые крики – следом за Грандидой шли другие великаны. Спускались с гор в долину, несли нарубленные за день камень и железо.

Среди них были и бессмертные. Сейчас их уже не так много, как в эпоху Рождения, но они все еще остались, их все еще многие тысячи.

И впереди тоже послышался многоногий топот. Пастух гнал по ущелью стадо мамонтов. Сам ехал верхом на индрикотерии – тот вытягивал шею, обрывал листву с редких деревьев.

- Мир тебе, великий Таштарагис! – униженно поздоровался великан.

Хримтурс только проворчал что-то раздраженно. Смертная мелюзга. Он, бессмертный, этого индрикотерия пнет – улетит в небо. А эти, ишь, верхом ездят. Карлики.

Какая досада, что великаний род так выродился. Да, они были обречены, как и все хтоники, но все равно досадно.

Тем временем Грандида ушла, даже не обернувшись на отвергнутого хримтурса.

- Великий Таштарагис, сегодня я расскажу своим детям, что повстречал одного из первородных, - продолжал бубнить простодушный пастух. – Это великая честь.

- Ага, - огрызнулся генерал хримтурсов.

- Я вижу, тебя снедают какие-то думы. На твоем челе тень. Помочь я, смертный, скорее всего, ничем не смогу, но хотел бы поделиться с тобой хотя бы плодом своих трудов. Отведай этого мамонтового сыра, не побрезгуй.

Таштарагис чуть смягчился, беря желтую ноздреватую головку. Он любил сыр. Бессмертные великаны едят почти вдесятеро больше смертных, и для смертного этот дар очень щедр.

Знак уважения. Таштарагис любил уважение. Любил щедрые дары. В конце концов, он патриарх одного из четырех великаньих колен – разве он их не заслуживает?

- Благодарю тебя, добрый пастух, - прогремел он с высоты своего роста. – Только маловато мне одного сыра. Еще есть?

- Ну... есть...

- Так угости меня. Не скупись.

Тем временем Грандида уже думать забыла о ледяном старике, что вздумал лезть к ней со своей любовью... хотя какой любовью?.. Знает ли такое слово Таштарагис, с его мороженым сердцем? Похотью, любострастием. Увидел спелую девицу ростом побольше себя – вот и взыграло ретивое.

А молодая великанша с гулом опустила на землю молот, сняла со спины заиндевелую скалу, что отколола от горной вершины, и зычно позвала Борготоса. А суженый уже и сам шел к ней, распахнув объятия. Черный весь от кузничного дыма, в грязном фартуке и с расплющенным носом – но не было никого прекрасней в глазах Грандиды.

Объятия великанов – это как две горы столкнулись. Оба бессмертные, оба семидесяти локтей ростом, два людогора стиснули друг друга так, что кости затрещали. Борготос, сын Тармадоса и Дилльяборги, был по меркам бессмертных худощав, но очень высок, почти вровень с Грандидой.

- Я сковал тебе кое-что, - сказал великан, чуть стесняясь. – Не откажи принять.

То были серьги. Тяжелые золотые кольца с искусным узором. Грандида и полюбила Борготоса, когда увидела, как умело тот работает молотом, как с равным мастерством делает шипастые доспехи для бегемотов и совсем крохотные колечки даже не для великанов, а для кобринов, для этих чешуйчатых малышей. Целые их караваны приходили в Великанию за творениями кузнецов-людогоров – в том числе и того, что сходило с наковальни Борготоса.

Серьги закачались в изящных ушках Грандиды – и та крутанулась вокруг оси, разглядывая себя со всех сторон. По воле юной волшебницы воздух преломился, обрел зеркальные свойства – и та оказалась окружена сразу шестью отражениями.

- Спасибо, мой хороший! – одарила она поцелуем Борготоса. – У меня тоже есть для тебя подарок!

Глаза юноши загорелись. Невеста принесла ему с горных вершин медовые соты. Нашла там улей апинидов – этих удивительных огромных пчел.

Борготос это очень любил. Большой сладкоежка, он сам не свой был до горного медку. Предложил разделить дар с Грандидой, но та уж вволю напробовалась, пока сражалась с роем защитников. Ее великаньей коже нипочем были страшные жала, но глаза все-таки приходилось беречь.