Фехтмейстер - Владимир Свержин Страница 75

Гениальность заключается в умении быстро отличать трудное от невозможного.

Наполеон Бонапарт

Камердинер неуверенно постучал в дверь хозяйского кабинета, сомневаясь в душе, стоит ли ему беспокоить в столь неурочный час столь важную персону, каковой, несомненно, являлся его барин.

— Ваше превосходительство! — чуть приоткрыв дверь, проговорил он. — Тут посыльный записку вам доставил. Говорит, очень срочная.

— Ну что еще? — председатель Государственной думы недовольно скривил губы. — Ни днем, ни ночью покоя нет.

Михаил Владимирович Родзянко принял из рук камердинера запечатанный конверт и, достав из бронзового письменного прибора изящный нож для резки бумаги, вскрыл послание. На обитый зеленым сукном рабочий стол выпорхнула небольшая вырезка из свежего номера «Русской вести»:

«Раскрытая контрразведкой агентура врага таится даже в Государственной думе».

«Что за ерунда?! — поморщился закаленный политическими баталиями государственный муж. — Кто-то опять хочет меня съесть. Ну, ничего, такая изюминка [16]им не по зубам!».

Он заглянул в конверт и увидел вложенную записку.

«Это важно, —

гласила первая строчка послания. —

Жду Вас через полчаса у моста с крылатыми львами, на Екатерининском канале. Эта встреча главным образом в ваших интересах».

«Ерунда какая-то! — Михаил Владимирович с силой вставил нож с костяной рукоятью в гнездо письменного прибора. — Это что же, шутка?»

«Сожгите немедленно по прочтении», —

лаконично призывала небольшая приписка под требованием встречи.

«Что еще за тайны Лувра?»

Он встал из-за стола и, заложив руку за спину, подошел к окну. Сегодняшний день был полон неприятных сюрпризов. Сначала его известили о предстоящем отъезде главы Военно-промышленного комитета послом куда-то в Африку. Потом о нескольких арестах лиц весьма дельных и в высшей степени достойных. Только что ему донесли о странном происшествии в Александровском дворце Царского Села и о еще более странных эволюциях [17]в царском семействе. Отъезд из Петрограда императора и его супруги возлагал на него, как на председателя Государственной думы, немалую ответственность. Родзянко поднес к глазам газетную вырезку.

«…Таким образом, в Государственной думе не осталось ни одной партии, которая не была бы причастна к хитроумным планам австрийской и германской разведок. Теперь эта скверна будет выжжена каленым железом, что даст возможность нашей доблестной армии сокрушить оголтелого и коварного врага».

«Черт знает что! — председатель Государственной думы смял клочок газетной бумаги. — Хотелось бы знать, чьи уши торчат за этой гнусненькой атакой. Глупость? Или измена? Может быть, чернильная душа, накропавшая сию мерзкую статейку, попросту не понимает, что своими нападками подрывает веру народа в то святое, что должно стать маяком для России в этом веке? Нет, это не глупость! Это явная, сознательная провокация и надо дать ей достойный решительный ответ! Но, — Михаил Владимирович взял со стола исписанный торопливым почерком лист послания, — с этим-то что делать?»

Он еще раз прочел текст и поднес записку к свече. Получивший нежданное угощение огонек радостно вспыхнул, обугливая стремительно исчезающую надпись.

«Погода нынче вечером выдалась хорошая. Снег прекратился. И в самом деле, отчего ж не прогуляться? — В задумчивости он выдвинул ящик стола и устремил взгляд на отливающий никелем и перламутром браунинг с изящной монограммой на рукояти. — Взять, что ли? Да нет, пустое. Если это засада, вряд ли я успею им воспользоваться. А на всякий сброд хватит и трости».

Михаил Владимирович Родзянко, достойный потомок запорожских казаков, был человеком неробкого десятка и недюжинной физической силы. Прошедши в молодые годы службу в конногвардейском полку, он навсегда сохранил любовь к молодечеству и активным физическим упражнениям. Мало кто из окружающих знал, что трость, с которой председатель Государственной думы элегантно выступал по улицам столицы, весила около 20 фунтов [18]и при случае была грозным оружием против любого обидчика. Причем действовал ею Михаил Владимирович с отменной ловкостью.

— Кузьма Кузьмич, — Родзянко позвонил в колокольчик, вызывая камердинера, — подайте-ка мне шубу. Я желаю прогуляться.

* * *

Прапорщик Щеглов, шифровальщик штаба Юго-Западного фронта, вытер пот со лба и протянул стоящему рядом генералу от инфантерии расшифрованную телеграмму. С детства он с неприкрытым восхищением глядел на статных офицеров, прогуливавшихся по его родному Петергофу под руку с элегантными красавицами. С завистью взирал он на маститых генералов, убеленных сединами, увешанных таким количеством крестов и звезд, что порою казалось, будто едва ли не каждый день они совершают замечательные подвиги во имя Отчизны.

Столкновение с реальностью его сильно разочаровало. В первый же день войны он, студент третьего курса факультета российской словесности, пошел добровольцем сокрушать проклятых супостатов, надеясь успеть до окончания боев захватить вражеское знамя или уж, на худой конец, батарею противника. Однако фронту нужны были не только бравые командиры взводов, и через три месяца новоиспеченный прапорщик Щеглов был отправлен шифровальщиком в штаб фронта, корпеть над цифрами и закорючками.