Черные клинки. Ветер войны - Евгений Перов Страница 73

Паладин

Ивейн сидел на парапете набережной, вдыхая соленый воздух. Прохладный бриз освежал лицо мелкими брызгами. Мерный плеск воды о камень успокаивал.

«Иди ко мне», – казалось, море зовет его.

В паре десятков локтей внизу волны лениво ударялись о каменную стену. Разбиваясь, они щупальцами ползли наверх, словно пытаясь дотянуться до него.

«Такой предатель, как ты, не должен жить», – сказала очередная волна и рассыпалась белой пеной.

Он предал всех. Предал Орден, воспитавший его. Единственный дом, который знал. Предал доверие мастеров, заменивших ему родителей ради любимой. А потом – предал и ее доверие ради себя. Все старания действовать правильно окончились ничем. Что бы он ни делал – становилось лишь хуже. Теперь Кассандра в тюрьме, а он ничем не может помочь.

«Покончи со всем», – продолжали напевать волны.

Скольким людям он уже навредил? Разве к этому он стремился всю жизнь? Скольким людям он еще навредит, если не остановится.

«Без тебя мир будет только лучше», – шепнул ветер.

Да. Всего один прыжок. Лишь один прыжок – и все закончится. Ивейн представил, как падает вниз, ударяется о камни и уходит в морскую пучину. Конец бессонным ночам. Конец мукам совести. Конец стыду. Конец необходимости постоянно выбирать меж двух зол. Покой.

Он положил ладонь на край парапета, готовясь оттолкнуться. Сейчас…

– Паладин Ивейн! – из-за спины раздался громкий голос. – Любуетесь пейзажем? – сзади приблизился дознаватель Люпен и положил ему руку на плечо.

– Я… – запнулся Ивейн.

– Признаться, тоже люблю смотреть на море, – не дожидаясь ответа, продолжил Люпен.

Мужчина встал рядом и всмотрелся вдаль.

– Прекрасный сегодня денек, – задумчиво изрек он, – к сожалению, боюсь, один из последних теплых в этом году.

– Пожалуй, – согласился Ивейн.

Люпен повернулся к нему и уставился своими рыбьими глазами.

– Сегодня я встречался с девушкой, о которой вы говорили, – он так резко сменил тему, что Ивейн не сразу понял, о ком идет речь.

– Вы… вы о Кассандре? – запинаясь переспросил он, чувствуя, как сердце ускоряет ритм.

Люпен приподнял бровь.

– Насколько помню, вы просили помочь всего лишь одной девушке.

Ивейн поспешно развернулся, хотел перекинуть ноги обратно на набережную, но облокотился на отсутствующую руку и соскользнул вниз. Он едва успел ухватиться за выступ второй рукой и завис на стене. Люпен помог ему взобраться обратно. От усилий лицо дознавателя вспотело.

– Уф! – он вытер со лба пот. – Вы меня здорово напугали. Император не простил бы мне, позволь я погибнуть его личному стражу не на службе.

Его величеству было совершенно плевать на Ивейна и его проблемы. Он трижды лично передавал прошение о помиловании Кассандры императору прямо в руки. И что? Ивейн сильно сомневался, что тот соизволил хотя бы открыть конверты.

– С ней все в порядке? Говорите же. Ну! – нетерпеливо потребовал Ивейн.

Люпен похлопал его по плечу.

– Успокойтесь. С девушкой все хорошо.

Камень с души.

– Когда же ее отпустят? – Ивейн и не думал успокаиваться. Он уже и не надеялся на то, что Люпен ему поможет. Больше двух недель от дознавателя не было весточки.

– Отпустят… – Люпен задумчиво почесал подбородок, – сложно сказать. Зависит от результатов расследования.

– Расследования?! – Ивейн схватил маленького человека за лацкан пиджака. – Она ведь не виновата. Я же все вам объяснял.

Люпен вцепился своими руками в кулак Ивейна, безуспешно пытаясь разжать пальцы. Ноги дознавателя бессильно болтались в воздухе.

– Боюсь, – прохрипел он, – выражая свои намерения подобным способом, вы лишь усугубите и без того непростое положение дел.

Борясь с желанием свернуть Люпену шею, Ивейн все же поставил того на землю.

Дознаватель принялся расправлять смятый лацкан.

– Юноша, вы не понимаете серьезности обвинений, выдвинутых против госпожи Фэйнз. Она подозревается в дюжине крупных краж. Сам верховный дознаватель заинтересовался ее делом. Но… – Люпен сделал многозначительную паузу.

Почему люди, наделенные богатством или властью, так любят трепаться, раздувая собственную значимость до размеров гаргантюа? Неужели нельзя просто сказать что у тебя на уме?

– Приложив определенные усилия, я мог бы убедить его, – дознаватель почесал свой большой нос, – прекратить расследование, – Люпен выжидающе посмотрел на Ивейна.

Ивейн хмыкнул. Ну конечно же. Ответная услуга. Похоже, он начал понимать, как устроен этот мир.

– Что требуется от меня?

Рот дознавателя расплылся в широкой улыбке.

– Сущая безделица. Всего лишь – сообщать мне обо всем, что происходит за храмовой стеной.

– Хотите, чтобы я шпионил за Орденом для вас? – Ивейн навис над маленькой фигуркой дознавателя черной тучей.

Люпен словно уменьшился в размерах.

– Не стал бы употреблять столь сильное слово. Скорее – информировать, – тихо сказал он.

– Я согласен, – грубо оборвал Ивейн.

Хотелось смеяться. Орден поручил ему шпионить за императором, а теперь эта крыса заставляет шпионить за Орденом. Интересно – куда все это приведет. Да хоть в адское пекло, главное – свобода любимой. Ведь любовь – не то, что дают тебе. Это то, что готов отдать ты сам. И если для освобождения Кассандры нужно сжечь остатки своей чести – так тому и быть.

– Как скоро Кассандра окажется на свободе?

Люпен снова улыбнулся. Прочистил горло.

– Можете считать, это уже произошло.

Ястреб

– Все чисто, – доложил заглянувший в паромобиль Кассиус.

Похоже, побег еще не обнаружен. Иначе квартира наверняка была бы под наблюдением.

Зала кивнул. Кулак повернулся к Кассандре и ухватил ее за бицепс своей лапищей, сжав руку так сильно, что, лишь стиснув зубы, ей удалось сдержать крик.

– Только дай повод сломать что-нибудь в твоем прекрасном теле, – он продемонстрировал неполный комплект своих кривых зубов. – Хотя, признаться, мне скорее нужна веская причина не делать этого.

– И она у тебя есть, – заметил Зала.

Кулак недовольно скосил на своего босса оставшийся глаз, но немного ослабил хватку. Все же, вылезая и вытягивая вслед за собой Кассандру, он едва не оторвал ей руку.

– Жди, – приказал трактирщик водителю и при помощи Кассиуса вытолкнул свою грузную тушу на улицу.

Молча они втроем прошли короткий путь от паромобиля до подъезда.