Ритуал тьмы - Кристоф Хардебуш Страница 73

— Одного было бы достаточно, чтобы убить любого человека, — серьезно сказала она. — Эти создания быстрее и сильнее нас. Их раны закрываются сами собой. Некоторые могут подчинять людей своей воле или предугадывать наши поступки, прежде чем мы сами примем решение действовать определенным образом. Тени — их друзья, потому вампиры могут перемещаться через пространство Тьмы. Если на тебя нападет одно такое создание, то в большинстве случаев твой смертный приговор уже вынесен. Но трое? Или четверо?

Она не сводила с него глаз. Никколо пытался что-то сказать ей, передать словами мысли, объяснения, увещевания, ложь и правду. Но он не мог ничего произнести, хотя ему этого и хотелось. Казалось, будто он вообще утратил способность говорить.

И тут он понял: «Если и есть кто-то, кто мне поверит, то это она. Эсмеральда в этом разбирается. Она знает о порождениях Тьмы, черт побери!»

Но в этот момент ему в голову пришла еще одна мысль.

— Что ты с ним сделала? С тем вампиром, который упал на землю?

— Я воспользовалась магией, — помолчав, ответила девушка. — Распечатала в нем Тьму. Этому приему меня научил лорд Бармстрок.

— Лорд Бармстрок?

— Один мой старый друг. Неважно. Ты мне ничего не хочешь сказать?

И Никколо принял решение.

— Я оборотень.

Эсмеральда промолчала, и слова посыпались сами собой.

— Вообще-то я не должен был стать оборотнем. Ритуал прервали, прежде чем мы успели его завершить. Ничего так и не произошло. Меня не укусили, ничего такого. По крайней мере, я так думал. А потом однажды обернулся волком. Я не могу на это влиять, хотя вообще-то должен это уметь. Я превратился всего один раз, в Париже. Тогда я подумал, что умру. Человек, который напал на меня тогда, всадил мне кинжал в тело. Но вместо того, чтобы убить меня, он высвободил во мне волка.

Воспоминания никуда не делись. Да, их яркость померкла, но Никколо до сих пор помнил металлический привкус во рту, неспособность шевельнуться, борьбу тела с раной. Он сглотнул.

— А потом? — Эсмеральда опустила ладони ему на щеки, заставляя смотреть себе в глаза.

— Я превратился. Я этого не хотел, все произошло само собой. Потом я пытался обратиться волком вновь, любыми мыслимыми способами, но ничего не вышло. И я не знаю… — Он запнулся.

Девушка молчала, не сводя с него глаз. Никколо понял, что она верит ему, но, тем не менее, не собирается его проклинать.

— Пойдем, Nicolas le loup-garou [60], — сказала она наконец. — Соберем вещи и будем выбираться отсюда, пока они там дерутся. Все остальное обсудим потом, когда этот негостеприимный город останется позади.

Они попытались понять, где находятся, и вскоре Никколо сообразил, что переулок ведет на виа Омеро.

Пробираясь темными улицами Рима, Никколо и Эсмеральда в конце концов добрались до дома, который снимали. По дороге юноша вспоминал, каким грандиозным показался ему Рим во время прошлых визитов. Тогда он думал, что этот город — настоящий памятник церковной власти и чести, украшенный архитектурой времен античности, которая свидетельствовала о величии его предков. Теперь же Рим казался ему ловушкой. «В Риме опасно. И мне, и таким, как я. Кто бы они ни были».

Дом располагался на виа Арно — старое здание, принадлежавшее когда-то высшей знати, не дворец, но все же довольно просторное, с тремя этажами. Большая часть комнат стояли пустыми — Вивиани не привез с собой ни мебели, ни большого количества вещей. Эсмеральда сразу побежала на второй этаж, где находилась ее комната, а Никколо, спрятав кинжал под пальто, разбудил Карло и приказал приготовить все для немедленного отъезда. Кучер, все больше выполнявший обязанности телохранителя, что-то проворчал, но тут же начал приготовления.

Никколо последовал за Эсмеральдой. В большинстве комнат обои пожелтели, и при свете дня было видно, что краска на дверях и окнах облупилась, но в полумраке дом казался юноше величественным.

Занявшись упаковкой чемоданов, Никколо побросал в одну кучу и одежду, и книги. Кинжал он положил на кровать, и сейчас лезвие поблескивало на темном покрывале в лучах свеч. «Это всего лишь оружие», — уговаривал себя Никколо, но почему-то кинжал все время притягивал его взгляд, будто юноша чувствовал в нем какое-то зло.

В комнату вошла Эсмеральда. Было видно, что эта ночь далась ей нелегко, но девушка чуть насмешливо улыбалась, и Никколо был рад ее улыбке.

И в этот момент оконное стекло разлетелось на тысячи осколков. Никколо инстинктивно прикрыл лицо руками. Боль от мелких порезов пронзила пальцы, осколки со звоном посыпались на пол.

Когда юноша сумел повернуться к окну, там уже стоял тот самый рыжий, который поджидал их у ограды парка. Лицо его исказилось от ярости, одежда была порвана, а на щеке тянулись четыре глубоких царапины. В руках рыжий сжимал по изогнутому кинжалу.

Эсмеральда отреагировала первой. Она прыгнула вперед, замахнулась… и ее просто отбросило в сторону ударом, который Никколо даже не увидел. Девушка упала на кровать, перевернулась и, свалив чемодан, перевалилась на пол.

— Твои штучки со мной не сработают, проклятая ведьма!

— Ты пришел сюда за мной, — Никколо медленно сделал шаг в сторону, стараясь встать между рыжим и кроватью.

— Я убью вас обоих. Но в твоем случае это доставит мне больше удовольствия.

Незнакомец не сводил с Никколо глаз, следя за каждым его движением. Юноша отступил за кровать, где среди бумаг и одежды неподвижно лежала Эсмеральда. Собравшись с духом, Никколо пригнулся, закрывая девушку своим телом.

Ее глаза были открыты, на лице читалось напряжение. В руке она сжимала тот самый кинжал, который Никколо оставил на кровати.

За спиной уже слышались шаги рыжего.

— Ты мне веришь? — Эсмеральда произнесла это так тихо, что Никколо едва смог разобрать ее слова.

Он сдержанно кивнул.

И тогда Эсмеральда изо всех сил всадила ему кинжал в грудь.