У зла нет власти - Марина и Сергей Дяченко Страница 73

Он был такой белый, что в нём отражались голубое небо, красноватые плитки двора и солнечные блики. Он стоял, свернув крылья так, что они были почти незаметны, и косил на меня глазом — безумным и весёлым. На его длинных губах блестели капельки воды.

— Его величество на разведке, — деревянным голосом сообщил принц Александр. — Он велел ничего не предпринимать до его возвращения…

Он замолчал, продолжая смотреть на меня. Мне куда приятнее было бы поговорить с Фиалком — но Александр был настроен решительно.

— Лена… Можно задать тебе один вопрос?

— Конечно.

— Как вышло, что ты не забы… что ты не поддалась колдовству? Наверняка дело в том, что ты… находилась… в своём мире?

Он глядел на меня требовательно, будто я обязана была подтвердить: да, всё так и есть, ты ни в чём не виноват, Александр, а будь я в Королевстве, когда Эдна загадала желание, — поддалась бы, как все, и навсегда забыла короля.

— Я не знаю, как это вышло, — сказала я медленно. — Но Максимилиан тоже не забыл. И принц-деспот.

— Они оба из-за Ведьминой печати. — Лицо принца прояснилось. — Ну разумеется: ты — человек другого мира, а те двое тоже не наши, вот на вас и не подействовало колдовство!

Я не стала ему отвечать. Пусть себе ищет оправдание.

Гул Саранчи за стенами поднимался и опадал, как волны. Враг никуда не делся, он всё так же стоит вокруг замка, губит леса и поля — если ещё не погубил. А город — страшно представить, что там сейчас.

Уйма молча сгрёб меня за плечи. Прижал к себе и ничего не сказал. Гарольд стоял рядом, седой и почти такой же белый, как Фиалк.

— Король пришёл… появился, — сказал усатый стражник с благоговейным трепетом. — Случилось чудо… Он пришёл, будто отлучался совсем ненадолго… И тогда мы всё вспомнили и всё поняли. И тогда…

Голос его задрожал и прервался.

Гарольд и Уйма молчали. Нам не нужно было разговаривать — они просто были здесь, и я понимала без слов, о чём они думают и как горечь в их душах борется с надеждой.

Вдруг на плиты двора упала тень.

Все мы одновременно вздрогнули. Тень превратилась в точку. Бесшумно, как бумажная фигурка, с неба спланировал Оберон. Его сапоги, коснувшись плит, подняли облачко пыли. Корона горела тусклым золотом, жёлтый обруч, как и вчера, был надвинут низко на лоб.

Все вдруг задвигались. Александр бросился вперёд, Уйма прокашлялся, засуетились стражники. Гарольд положил руку на моё плечо — будто ища опоры.

— Ну что, — буднично начал Оберон, входя в тень шатра, — дело наше очень интересное. Эта тварь ещё большая, хоть и здорово потрёпанная… честно говоря, я не понимаю, как вам удалось, господа маги, так её поранить.

— Эта тварь? — вырвалось у меня.

— Саранча, — Оберон обежал глазами собравшихся.

Принц всё ещё стоял за его плечом, будто желая что-то сказать и не решаясь. Хмурой горой высился Уйма. Гарольд опустил белую голову.

— Мы догадались, — пробормотала я. — Но не сразу.

— Ага. Это не люди, не животные, не ходячие мертвецы. Это даже не огромная амёба, хоть и похожа чем-то. Это страшная сказка, порождение больного мира. О чём забыли, перестаёт существовать, во что верят — возникает из небытия. Если бы мы могли сейчас не верить в Саранчу…

— Но колдовство сильнее нас, — невпопад сказал принц. — Невозможно противиться тому, что сильнее!

Оберон внимательно на него посмотрел. Принц стушевался.

— Если бы никто не верил сейчас в Саранчу, — продолжал король, глядя на Александра, — она растаяла бы сама собой…

— Как можно не верить в стрелу, которая торчит у тебя в горле? — пробормотал Гарольд.

Оберон улыбнулся.

Впервые после своего возвращения он улыбнулся; улыбка совершенно его изменила. Я узнала его окончательно, и только в этот момент — когда он улыбнулся — поняла, что всё закончится хорошо.

— Можно. Но трудно. Поэтому сейчас мы сделаем вот что…

Он на секунду задумался. Посмотрел на Фиалка. Перевёл взгляд на Гарольда, потом на меня.

— Господа маги дороги… Я прошу вас на короткий совет.

Как только он это сказал, Уйма кивнул лохматой головой и отошёл к крыльцу замка. Там стояла, кутаясь в шкуру, принцесса Филумена — с каждой минутой делалось жарче, а она всё куталась в вытертый мех, и Уйма шёл через весь двор прямо к ней.

Стражники, поклонившись, отошли к бочке, где блестел под солнцем Фиалк. Один только принц Александр дольше всех не мог понять, что ему пора удалиться, — и в конце концов отошёл, спотыкаясь и оглядываясь, будто ждал, что его позовут обратно.

Мы остались под тенью шатра — я, Гарольд и Оберон. Совет магов. У меня на секунду дыхание перехватило.

— Вы, двое, — тихо сказал Оберон. — Сказать, чем вам обязано Королевство? Не скажу, вы сами знаете. Сказать, чем я вам обязан?

Он вдруг поморщился, как от боли. Как вчера, когда срывал с себя оплетающие его красные нитки.

— Это не так, — глухо заговорил Гарольд. — Ваше величество… Это сделала Лена. И… — Он запнулся. — И некромант по имени Максимилиан, из-за Ведьминой печати. А я забыл вас, как все. Я слишком увлёкся делами, заботами… Семьёй, воспитанием сына, бытом, мелочами, обыкновенными вещами, которые привязывают человека к обыденному миру… Я забыл вас, я перестал быть частью Королевства.

Я быстро поднесла к глазам руку с растопыренными пальцами. Когда-то король научил меня различать людей, которые принадлежат Королевству, — и всех остальных. Караван шёл по дороге из города, и в толпе у обочины стояла Эдна, я увидела её — в тот момент она всё ещё принадлежала Королевству…

Я посмотрела на Гарольда в страхе, что он говорит правду и, глядя волшебным зрением, я его не увижу. Но он стоял здесь, в тени шатра, и белые волосы падали ему на лицо.

— Гарольд, — голос Оберона вдруг сделался очень тёплым, — дружище. Такие, как ты, остаются частью Королевства, даже если они днём торгуют в лавке сыром, а вечером нянчат дюжину сопляков. Ты забыл — но ты ведь вспомнил! И не огорчай меня своим виноватым видом: я виноват куда больше, но не ношу ведь чёрное и не заливаюсь слезами!

Он снял перчатку и протянул Гарольду ладонь. Они стояли почти минуту, сжимая руки и глядя друг другу в глаза. У крыльца Уйма стоял, положив лапищи на хрупкие плечи Филумены; принц Александр переминался с ноги на ногу и смотрел в сторону.

— Далеко успели уйти обозы? — тихо спросил Оберон. — Женщины, дети?

— Далеко, — Гарольд кашлянул. — Я надеюсь.

— Эта тварь может быть опасна в агонии. Ланс затопил город, разлился очень широко, держит оборону… но ему тяжело. И ещё меня тревожит один человек… Короче говоря, или мы покончим с Саранчой быстро — или это обернётся новыми бедами.