Прогрессор каменного века. Книга 2. Сила ведлов - Александр Абердин Страница 73

Приземлившись в полдень в большом аэропорту, где стояло то ли под загрузкой, то ли под разгрузкой несколько суперигнатов, Митяй и его семья сразу же угодили в людской водоворот, быстро растащивший их в разные стороны. Очень уж долго их не видели в городе, а потому каждому хотелось показаться ему на глаза. А ещё всем хотелось, чтобы он заглянул в их научно-исследовательский центр и посмотрел на то, что они в нём создали нового. Именно этим Митяй и занимался целый месяц. С раннего утра и до поздней ночи он внимательно изучал всё, что было создано учёными и конструкторами за время его отсутствия. Одно дело — просматривать через очки отчёты, и совсем другое — видеть всё вживую, в натуре, да ещё и работающим, искрящимся и пыхтящим. А посмотреть было на что, и потому скучать ему не приходилось. Больше всего Митяя поражало, что ведловство, оказывается, было способно расшивать самые узкие места и тем самым чуть ли не отменять некоторые законы физики, сурово гласящие что-нибудь вроде «Сила действия равна противодействию», и расширять возможности очень многих машин и различных устройств. Если какая-то химическая реакция не шла при тех температурах и давлениях, которые можно было создать в условиях лаборатории, то ведловство с удивительной лёгкостью выступало в качестве катализатора, и всё получалось как надо.

Митяй даже удивился тому, как быстро команда Фёдора Кремня, одного из пятнадцати ведлов первого набора, доктора всех ведловских наук, вместе взятых, начала производить цветные алмазы гигантского размера. Он как-то, проходя практику на заводе имени Седина, наблюдал за тем, как прессуют всякие термостойкие изделия из карболита, тёмно-серого невзрачного порошка. Женщина, сидящая за небольшим прессом, насыпала жестяной лопаткой порошок в пресс-форму, нажимала на кнопку, и мощный насос гнал масло в гидроцилиндры пресса. Митяй хорошо запомнил: для того чтобы серый порошок превратился в твёрдую, как камень, чёрную блестящую пластмассу, требовались температура в триста пятьдесят градусов, давление в тридцать восемь атмосфер и семь минут, после чего верхняя плита пресса поднималась, и пресс-форма отдавала двенадцать полированных ручек с запрессованными в них винтами.

Ведлы Фёдора примерно таким же образом и за то же время изготавливали из чёрной сажи уже практически готовый оранжевый бриллиант, имеющий в поперечнике аж тридцать пять сантиметров. Иначе как чудом назвать это у него язык не поворачивался. Тем более что тот пресс, на котором штамповали бриллианты такого размера всего за пять минут, создавал давление всего в шестьдесят атмосфер, а температура и вовсе не повышалась выше четырёхсот двадцати градусов. Всё остальное зависело уже только от умения ведла-мастера и его опыта.

Увы, но из трёх с половиной тысяч огромных оранжевых, как пламя свечи, бриллиантов, имевших в поперечнике от двадцати до тридцати пяти сантиметров, только семь получились бриллиантами огня. Остальные же пришлось порезать в вакууме химически чистым железом на различной толщины пластины и пустить на всякого рода инструмент или же просто на женские и мужские украшения. Единственной радостью было то, что ещё из сорока девяти бриллиантов получились отличные ведловские очки. У Матери-Земли бриллианты огня получались на несколько порядков лучше, но ни сам Фёдор, сорокадвухлетний высокий парень с добродушной улыбкой, ни его ведлы не отчаивались. Зато из семи бриллиантов — а они все после финишной обработки немного уменьшились — была собрана тепловая пушка диаметром в метр.

Митяй с нетерпением ждал того дня, когда наступит новолуние и одновременно с этим Юпитер окажется освещен ровно на треть. Стреляя из световой пушки по Луне, они хотели окончательно её отъюстировать, а стрельба по Юпитеру должна была поставить окончательную точку в вопросе, с какой скоростью всё же движется тепловой луч.

В назначенное время Митяй прилетел на автожире в обсерваторию, построенную на горе Шесси, самой высокой из окрестных гор, на которой не лежали льды. Она имела высоту немногим более двух километров ста метров и достаточно просторную вершину, чтобы на ней можно было построить горную обсерваторию. Добраться на вершину горы, склоны которой поросли высоченными буками, можно было либо пешком, либо на вертолёте или автожире. Он прилетел на гору под вечер один. Таня допоздна засиживалась в институте электрических машин, сотрудники которого наконец-то дождались своего руководителя, а Танюшку общими усилиями им удалось загнать в университет, и та теперь училась по индивидуальной программе. Митяй посадил автожир на взлётно-посадочной площадке, где уже стояло два больших пассажирских вертолёта, и на всякий случай пристегнул его стальными тросиками к кольцам, вделанным в каменную плиту, и даже сложил ротор — вдруг ночью, хотя погода и обещала быть идеальной для наблюдений, внезапно подует ветер.

Для ведловского телескопа, установленного на горе Шесси, облачность не была помехой. Ещё бы, ведь он был изготовлен из гигантского кристалла горного хрусталя необычного василькового цвета, извлечённого из недр горы Народной на Урале. К тому же это был не обычный хрусталь, а ведловской, без малого говорящий камень, уродившийся на славу. Совершенно прозрачный, без пузырьков и свилеватостей, он имел в длину шесть с половиной метров, при поперечнике без малого в четыре с половиной и потому поразил всех своими размерами.

Этот кристалл доставили в Дмитроград по воздуху на суперигнате семь месяцев назад, но ещё в полёте он значительно похудел и под руками Фёдора, благодаря его ведловской силе и искусству, превратился в шестигранную призму идеальной формы с параллельными торцами. Голубой Глаз — такое название астрономы дали этому кристаллу-телескопу длиной в пять метров ровно и четыре в поперечнике — вставили в каст причудливой формы, изготовленный методом ведловской формовки из весьма непростого сплава платины, палладия и иридия. Сплав этот тоже был по своей природной сути без пяти минут говорящим камнем. Во всяком случае, ведловские очки из него уже изготавливали.

Однако куда большее удивление у Митяя всё же вызвал сам каст с глухим дном — шесть острых гранёных треугольных клинков, выходящих из полированной сверкающей чаши диаметром в шесть метров, с массивными приливами в форме стилизованных голов каких-то диковинных животных напротив ребристых, в ёлочку, зубцов каста. Каст с вставленным в него Голубым Глазом был на полтора метра длиннее самой призмы, да к тому же его длинные зубцы хищно загибались внутрь, а сам он своей нижней частью вставлялся в массивное кольцо поворотного механизма, отлитое из астрономической бронзы. Таким был ведловской телескоп.

А теперь, спрашивается, и куды здеся смотреть? Элементарно, в свои ведловские очки! Как только Фёдору стало известно, что на склоне горы Народной под сорокаметровой толщей камня ведлы-поисковики нашли уникальный кристалл горного хрусталя, он мухой метнулся на Урал. Там он первым делом прошёл пешком, точнее, промчался, как Абебе Бикила, по лесу к монументу Матери-Земли и всю ночь напролёт вёл ведловской разговор.

Там он был не один. Кого там, на берегу Чусовой, только не было в ту ночь! Ведлы — буквально со всех концов земли, где только жили люди народа Говорящих Камней, и все они прибыли с одной-единственной целью — поднести Матери-Земле свои дары и испросить ведловской силы и благословления. На следующий день Голубой Глаз сам вышел из недр горы, и Фёдор полетел обратно. Свой гигантский телескоп он сварганил буквально за неделю, и после этого все бросились переделывать собственные телескопы, и даже Митяй изготовил по его образцу для Зинули-зеленули точно такой же каст и поворотное устройство, соединённое с компьютером и оснащённое точнейшими сервомоторами. Правда, совсем недавно. Зато пребывал теперь в полном восторге, ведь с этого момента он мог вести наблюдения за небом где угодно, и разрешающая способность его маленького телескопа увеличилась чуть ли не кратно. Можно сказать, что Солнечная система открылась ему полностью, как и значительная часть Галактики, и он мог рассмотреть чуть ли не любой камешек не то что на Луне, а даже в кольцах Сатурна.