Как завести дракона - Дарья Вознесенская Страница 73

Дойл, кстати, тоже прорвался — причем не через дверь.

Я только глаза закатила, когда он аккуратно влез в окно в самом «защищенном и магически, и физически здании королевства после дворца».

— Я уезжаю, — объявил он весело. И подмигнул по очереди своими разноцветными глазами.

— Куда? — вскинулась. Вот вроде и встречались всего ничего, но у меня почему-то возникло ощущение, что я снова отправляю в дорогу хорошего друга — и не факт, что увижу его.

— Подальше. Мне настойчиво порекомендовали, — он показал пальцем наверх, показывая, кто это рекомендовал, — покинуть столицу. Да я и сам не стал бы оставаться здесь после того, как испортил репутацию в определенных кругах.

— Прости, — вздохнула.

Махнул лишь рукой. А потом подошел и осторожно прикрепил что-то на мое закрытое платье.

— Камея? — я удивилась, — Я была уверена что она уже давно в какой-то лавке скупщика.

Она и была, — хохотнул. И скрылся в окне.

Декстера я не видела.

Больше всего меня беспокоило, что Томасам могут предъявить обвинение из-за действий его предка, — даже не из-за того, что вместе с Мэннингом он сумел натворить дел, а из-за того, что это как-то могло быть использовано против королей прошлого. Сивенсонов же беспокоил этот факт — почему две другие семьи не беспокоились?

Но многое объяснило то самое письмо, из-за которого когда-то и было решено уничтожать Томасов. Письмо, которое следующий прямой наследник должен был получить в тридцать лет. И получил его спустя сто пятьдесят три года.

Им не о чем было беспокоиться — не они задумали что-то против короны.

Блондинчик принес мне конверт и молча протянул, а я, глянув на его грустное лицо, осторожно погладила по руке и уселась за чтение. И первые же строки вызвали у меня слезы.

«Я все еще надеюсь, что это письмо читает не просто мой потомок, а сын. Но события закручиваются так, что понимаю — вряд ли он будет рожден у меня. В любом случае знай, будущий яр Томас, знай мою историю и никогда, слышишь, никогда не повторяй того, что я сделал»

В письме разворачивалась настоящая драма.

Трагедия двух избалованных оболтусов знатных родов, что лезли куда только можно и брали от жизни все. А затем настолько осмелели в жажде сильных впечатлений, что принялись экспериментировать с древними текстами и сутью зверей — причем вполне удачно. Прочитала я и о том, что они попали не в ту компанию — Лигу — наслушались всяких сказок и буйных фантазий и не сразу поняли, что то, что они воспринимали как фантазии, для кого-то стало коварным планом. О Хилларде Сивенсоне, что присоединился в их экспериментах, а позже и сам стал делать, «что-то настолько ужасное, что мы совершили глупость — первое время просто закрывали на это глаза. И шептали друг другу, что рады одному — псы проявляются, но не способны существовать больше нескольких дней». О том, что они решили отказаться от дальнейших действий, но события уже не совсем от них зависели, «Сивенсон совсем с ума сошел и на болотах воют псы»… и тогда два друга решили обратиться за помощью и в саму Лигу, и к королю…

Не успели.

— Фактически, яра Гордона Томаса убили? — я судорожно вздохнула. — Может даже натравив созданных им псов?

— Да. Но, к сожалению, узнали при этом про это письмо.

— А Мэннинги?

— Мутная история — но мы полагаем, что Сивенсон нашел, чем пригрозить им и купить молчание.

— То есть всех твоих предков и потом…

— Возможно и не всех — это еще расследуется. Помнишь, что ты говорила? Экспериментаторы, картежники, пьяницы…

— Ох, Эльвин, — я порывисто его обняла. — Но теперь-то все изменится?

— Ну, теперь, если кто и будет гибнуть — исключительно по собственной глупости, — он хмыкнул и обнял меня в ответ. — Мне пора — сама понимаешь, что сейчас везде творится. Но скоро жизнь наладится и станет такой же, как прежде. И мы снова будем шокировать посетителей желоньи нашими шутками и ходить в цирк.

— Ага. — получилось не очень уверенно, — А что грозит Хилларду или как его там? И другим Сивенсонам, причастным к смертям?

— То же, что они определили всем нам, — заявил Эльвин жестко. — Но будет публичный королевский суд.

— И ты…

— Выступаю обвинителем, — в его глазах появились искры злого удовлетворения.

Ну как после такого не верить в справедливость?

Декстера он старательно не упоминал в наших разговорах, как и я.

И Декстера я не видела.

Все те дни, что провела в кабинете Управления, он не появлялся.

Времени об этом подумать у меня не было. Днем. А ночью… Конечно, я уставала так, что вырубалась сразу после позднего ужина, но уже несколько раз просыпалась в слезах и долго не могла заснуть, потому что мои фантазии…

…мучительные, болезненные, сладкие…

… просто не позволяли мне этого сделать.

— Всё, — объявил мне сегодня яр Лондон. — Больше вы не понадобитесь.

— Я уволена? — посмотрела на него потрясенно.

— Шутите? — он посмотрел потрясенно на меня, — Если я это сделаю, меня самого с должности сместят. Что вы, мири, я имел в виду, что все основные сведения вы уже передали и записали, возьмите несколько дней выходных, а затем вернетесь к более спокойным обязанностям…

— Кого? — уточнила осторожно. — Помощника… детектива?

Он замялся. А потом сказал мягко.

— Поговорим об этом через несколько дней.

Кивнула и вышла прочь.

Выходные… а нужны ли они мне?

Чтобы плакать не только ночью, но и днем?

Я вернулась домой — хорошо хоть отсюда никто не гнал — и уставилась на свое отражение. В зеркало на меня смотрела уставшая и очень грустная девица в непритязательной рубашечке и с утянутыми волосами… Обнять и плакать.

Нет уж. Никакого плакать! Мама ведь всегда говорила, что счастье и радость — они внутри, и уж точно не должны зависеть от расположения всяких драконищ! И не важно, во что верить. Если веришь в саму себя — все будет хорошо. И вообще, в любой непонятной ситуации — мой голову и одевайся красиво!

Кажется, пора следовать маминым советам.

Я помыла голову, позволяя кудряшкам высохнуть, как придется, и надела платье, которое мне передала Джуэл.

Полностью закрытое — с длинными рукавами, воротником стоечкой, максимальной длины — оно, тем не менее, было определенным вызовом обществу. Потому как льнуло к телу и струилось, одновременно подчеркивая и хрупкость, и формы.

О да, я буду выделяться… ну и пусть! Только надо решить, куда пойти выделяться…

Решить я не успела.

В дверь постучали и раздался голос моей домоправительницы: