Притяжение страха - Анастасия Бароссо Страница 73

То, как она уходила в ночь и грозу с обескровленным Антонио. Как они, в ураган, оборванные и грязные, почти невменяемые, ловили на дороге хоть какую-то машину. Как укушенный Антонио в полубессознательном состоянии и она в вечернем платье ввалились под утро в холл «Дон Жуана», как смотрел на них видавший виды портье — все это осталось в памяти Юлии сбивчивым, рваным сном.

…Они проснулись у нее в номере. Тесно обнявшись, закутанные в покрывало, ледяные от холода, наполнившего помещение с картонными стенами. Что подумал о них портье — лучше не знать. И хорошо, что у нее дешевый отель. В дорогой, их бы, точно, не впустили.

Давно был день, когда они проснулись. Но он не сильно отличался от ночи. Черно-серое небо, плотно затянутое дождевыми облаками, не оставляло надежд на скорое потепление.

Обоих трясло — от промозглого холода и слабости. Это было как жесточайшее похмелье. Как отходняк от недельной пьянки или состояние недолеченной простуды. Пальцы рук и ног оставались ледяными, и был только один способ быстро согреться. Слава богу, в обшарпанном санузле была горячая вода.

Сначала они лежали, уместившись друг напротив друга в тесной ванне. Отогревались, отдавая клубам поднимающегося от воды пара все то, что им пришлось пережить в эту ночь.

Потом она смывала кровь и грязь с волос и тела Антонио. Осторожно очищала раны и ссадины, оставшиеся на нем после встречи с Себастьяном.

Юлия так и не узнала — что он понял из того, что видел? Кажется, он вообще не хотел ничего понимать. Или находился в шоке — таком сильном, что был не в состоянии анализировать события? Как бы то ни было, он ни о чем не спрашивал. Не пытался выяснить, каким образом, она оказалась именно там, где ей грозила самая страшная опасность. Он только смотрел на нее, и глаза цвета горячего кофе наполнялись то страхом, то тоской, то ненавистью. А еще — желанием.

Отдаваясь ему в наполненной горячим паром ванной «Дон Жуана», Юлия мстила дону Карлосу за все то, что было и чего не было, словно хотела в его лице отомстить всему миру за свою вечную неприкаянность, за собственные ошибки. А Антонио мстил ей. За то, что он пережил, оказавшись жертвой с самого детства. И еще — за ее предательство. Знал ли он о нем? Или — только подозревал? Не важно. В любом случае он имел на это право. Может быть, чувствуя это лишь интуитивно, он был груб, даже жесток. И это было к лучшему.

Красное сказочное платье было безнадежно испорчено. И валялось скомканное, мокрое, рваное в углу комнатки, словно растекшаяся кровавая лужа.

Юлия с неожиданным удовольствием снова надела Джинсы и трикотажную кофту.

Антонио пришлось натянуть на себя влажную, грязную, окровавленную одежду.

Ураган чуть утих, но шторм бушевал с прежней силой. Огромные волны, разбиваясь о скалы, заливали открытую террасу «Минервы». С которой, конечно же, давно убрали все столики.

Бушующее море сделалось разноцветным. Вместо обычной, равномерно-матовой, бирюзы оно переливалось, словно перламутр внутренней стороны огромной раковины. Узкая полоса темной лазури у горизонта вливалась в молочно-зеленую, которая потом переходила в широкое, черно-фиолетовое пространство. Ближе к берегу, вода становилась изумрудно-синей, а еще ближе взбаламученный песок и мелкие ракушки взмывали вверх огромными волнами цвета «хаки», отороченными воздушными белыми кружевами. И разбиваясь о прибрежные скалы, выплескивались на набережную.

Холод и ветер были везде и повсюду, от них не было спасения даже на узких улочках городка. И Юлия, подчиняясь властному порыву, потащила Антонио к опустевшей набережной. Она чувствовала, что долго — а, может быть, уже никогда — не увидит этого места. И хотела запомнить…

Пока она заворожено смотрела на море, Антонио стоял позади, чуть поодаль. О чем он думал? Она не знала. Да и не имела большого желания знать его мысли.

Сама она вспоминала свою первую ночь здесь. Черный лак с напылением «металлик». Пьяный кураж, дающий ложные надежды… А потом еще — синее золото теплого моря. Прохладу и спасение, даруемые водой, и наконец… маленькую бухту. Ночной берег, мокрый песок под спиной. И темное лицо, медленно склоняющееся над ней…

«Трамонтана» была закрыта — что, впрочем, не удивительно. В такую погоду, в маленьком курортном городке, бессмысленно открывать подобные заведения. Но все-таки тревога сжала сердце нехорошим предчувствием.

Поэтому, они почти бежали по мокрым улицам, а потом ворвались без стука в квартирку на втором этаже.

Они не сразу заметили странную реакцию на их появление. То есть — почти отсутствие таковой. Все были здесь, но непривычная тишина царила в доме шумливого сеньора Мигеля.

Даже бесцеремонность, с которой Антонио, втолкнувший Юлию в кухню, продемонстрировал ей содержимое чужого холодильника — доверху забитого пакетами с замороженной кровью и физраствором, осталась незамеченной.

— Не стоит, — поморщилась Юлия, — я уже знаю…

В другое время, это привело бы хозяев в замешательство и выглядело бы несусветной наглостью. А теперь — Хуан только сделал слабую попытку воспротивиться, когда Антонио распахнул дверь в комнату Моники.

Она лежала в разобранной постели. И была словно без сознания. Капельница, уже не нужная, стояла в углу комнаты. Вместо нее у постели на табуретке сидел сеньор Мигель.

— Что с ней? — спросила Юлия, чтобы хоть что-то сказать.

Сеньор Мигель лишь поднял на них выпуклые, слезящиеся глаза, и подбородок его затрясся, мешая говорить.

— Дон Карлос…?! — прошептала она в ужасе, не желая знать ответ.

— Не только, — вздыхает Мигель.

— Себастьян? Он… Он был здесь сегодня?!!

Он кивает. И прячет лицо в толстых ладонях.

— Но почему — она?!!

Юлия кричит, нарушая тишину, окутавшую туманом этот печальный дом. Кричит, с удивлением понимая, что больше не в силах выносить несправедливость жизни. Хуан, успокаивая, словно это у нее, Юлии, случилось горе, кладет ей руку на плечо.

— Мама всегда говорила — что нам, с Хуанитой жить, а папа должен управлять агентством… — просто объясняет он.

— Понятно…

Склонившись над брусничной скатертью, Хуанита, абсолютно безучастная ко всему происходящему, создает очередной шедевр.