Достояние павших  - Сергей Малицкий Страница 72

– Нет, – замотал головой Тис.

– Поймешь, – улыбнулся Дилис. – А теперь давай-ка начнем эту твою новую жизнь так, как начинала свою жизнь маленькая Мэтт, которую я учил сражаться. Для начала возьми мой меч, потрогай его, подержи, погладь, только не поранься, конечно. Он очень острый. Завтра я покажу, как его держать, как стоять с мечом, и как его чувствовать. А потом, когда ты кое-чему научишься, я расскажу тебе, откуда родом твоя мать, и где тебе должны быть рады.

Дилис ничего из этого не успел рассказать Тису. Старик словно наверстывал упущенное, словно пытался исправить ошибку, потому как даже три десятка мертвых противников не оправдывают проигранную битву, пусть даже ты сразил их в одиночку. Он учил Тиса и утром, и днем, и вечером. Иногда поднимал ночью и предлагал взять в руку меч. Он возился с тяжелыми корнями, чтобы уравновесить их и затем фехтовал деревяшками с маленьким Тисом, поражаясь упорству последнего. А в те дни, когда старика сковывали старческие болезни, доставал из-под узкого ложа кожаный мешок с пучками высушенной травы и рассказывал, какая из них от чего помогает и как с ними обращаться.

– Вот, к примеру, – разминал он пучок темно-зеленой травы. – Закатник пятнистый. Занятная травка. Скотина ее не ест, травницы обходят ее стороной, хотя и найти ее непросто. Вроде бы никакой от нее пользы, но это лишь потому, что пользу эту никто из нее не пытался извлечь. Так-то лишь известно, что стоит проглотить хотя бы ее лепесток, как весь покроешься конопушками, словно рыжим уродился, и волосы твои станут рыжими, даже корни. Правда, хватает такого листка на неделю. А потом еще нужно съесть. Если конечно, не сойдешь с ума от зуда. Чесаться все начинает. Но тут уж другая хитрость имеется, намажешься цветочным медом, и зуд ослабевает. Можно выдержать. Правда, тогда уж от мух придется отбиваться, но если зимой, то не такая уж это и забота.

– А зачем это все? – удивился Тис. – Зачем терпеть зуд и становиться рыжим до корней волос? Для чего?

– Незачем, – согласился Дилис. – Тем более, что с каждым новым листом конопушки узор-то на лице слегка меняют. Внимательный человек сразу разберет, кто перед ним. Настоящий рыжий или мнимый. Поэтому его отвлекать надо. Ну, не знаю. Плеваться, в носу ковырять, пальцами щелкать. Так что никакой пользы. Если конечно не знать кое-что. К примеру то, что именно эта травка выводит из человека любой яд, если прошло меньше часа, как он был отравлен. Пусть даже стрела с ядом попала в него. К тому же только закатник пятнистый вылечивает от страшной болезни – бешенства. Другого средства – нет. Нет, конечно, есть еще и магия, но найди еще такого колдуна. Настоящих-то колдунов на тех, кто ярлыками размахивает, – один на тысячу. И вот собери таких настоящих колдунов тысячу и, может быть, один из них сможет излечить тяжкий недуг. А хороший травник всегда имеет пучок такой травы. А колдунов-то настоящих тысячу не сыщешь во всей Ардане! А еще, кроме всего прочего, она помогает перетерпеть боль. Понимаешь, порой старческий недуг или рана, полученная воином, обрушивают человека в невыносимую боль.

– И этот закатник избавляет от нее? – поднял брови Тис.

– Нет, – покачал головой Дилис. – Он всего лишь делает ее выносимой.

– И все равно, – надул губы Тис. – Как-то не хочется становиться рыжим. Лучше бы не попадаться на зуб никому бешеному и не травиться разными ядами.

– Если бы все зависело только от нас, – погрустнел Дилис. – Но, – он приободрился, – если взять и сделать на огненном пойле настой закатника, да смешать его с таким же настоем ночного белокрыльника, то действие будет то же самое, а ни рыжих волос, ни конопушек не случится.

– Ты смеешься надо мной! – закатился Тис.

– Случается! – захихикал Дилис.

Все закончилось в самом начале второй зимы. Они возвращались из дальнего похода, в котором старик как раз и рассказывал Тису о медведях, и о магии Бейнского леса, которая все же таится в его глубине, а не по окраинам, да и та по большей частью перекочевала за Курсу, в горы, а то и еще куда подальше, потому как что-то страшное клубится на западе. Странные путники приходят оттуда, и все нюхают, нюхают, нюхают… Нюхают и запоминают. И еще странные серые воины иногда попадаются на лесных тропах. Но с ними лучше не пересекаться. Те, кто не хочет, чтобы их видели, убивают тех, кто их увидел, потому что невидимых не бывает. И Тис не был невидимым, когда сумел пройти мимо Дилиса по той тропе. Просто, разное случается в этом лесу, и если охотник видит что-то непонятное, смутное или невиданное, то лучше пройти мимо.

– Кстати, – обернулся старик к Тису. – Как ты это тогда сделал…

Он не договорил. Мгла задернула его лицо, и старик повалился прямо на Тиса, сбив его с ног. Когда мальчишка выбрался из-под ставшего неожиданно тяжелым тела, первым делом он услышал хрип. Тис перевернул старика на спину, вздрогнув, увидев перекошенный рот и запавший глаз на одной стороне лица, уставился на крючковатый палец на правой руке. Он дрожал и показывал на отворот стариковского тулупа. Тис сунул туда руку и нащупал в потайном кармане холодную склянку, в которой переливалась тягучая желтая жидкость, похожая на смолу или на мед, если бы смола или мед светились в темноте.

– К....ап....лю..... – с трудом прохрипел половиной рта Дилис.

Тис откупорил склянку и уронил желтую искрящуюся каплю в уголок рта старика. Тот с трудом высунул язык, подобрал ее и закрыл глаза. Когда он открыл их через минут пять, они уже были прежними, разве только тоска поселилась в их глубине.

– Что это? – показал Тису левую руку Дилис и с трудом, но уже ясно произнес. – Обо что я порезался, когда падал на тебя? Я, конечно, еще тот колдун, но почувствовал, как будто напоролся на редкую гадость. Так, словно меня бросили в отхожее место, у которого нет дна, только стенки, вымазанные дерьмом. Хотя, – он засмеялся кашляющим смешком, – не самый плохой выбор. Хоть полетать перед смертью. Что у тебя в сумке, парень?

Тис взглянул на свою сумку, с которой не расставался, увидел в ней свежую дыру, сунул руку внутрь и достал сверток, к которому не прикасался два года. Кожа, в которую был завернут нож, подсохла, и из нее, прорвав сверток, торчало черное лезвие.

– Что это? – мрачно спросил Дилис.

– Это… сказки, – ответил Тис. – Отец рассказывал мне сказки об этом ноже.

– Ну, – подмигнул малышу Дилис. – Расскажи и мне эту сказку. Не все же мне тебе сказки рассказывать?

– Это нож, – прошептал Тис. – Его нельзя разворачивать. Из-за него погибли Мэтт и Глик. Я развернул его, а через две недели прибыли те воины. Это нож Дайреда.

– Нож Дайреда? – глухо повторил Дилис и закрыл глаза. – Сколько мы не дошли до моей башни?

– Да вон она! – заплакал Тис. – Двести шагов осталось. У родника мы.

– Не реви, – устало прошептал Дилис. – У родника? Может, знак это? Конец моему хранению? Однако, судьба у тебя, парень. Сколько тебе?

– Через полгода будет восемь, – шмыгнул носом Тис. – Я в первый день последнего месяца весны родился.