Радомир. Путешествие в Семиречье - Андрей Карючин Страница 72

Внизу располагалась главная комната, которая была очень просторной и высокой. Справа и слева от входа наверх вели плавно изгибающиеся лестницы, опоясывающие стены резными перилами.

– Восходы ведут на верхнюю стреху к гостевым светёлкам, – услышал Радомир низкий голос. – Я вам потом покажу, какие из них свободны.

Покуда звёздное освещение было затянуто тучами, посреди дома в выложенном камнями очаге горел теплый огонёк. С двух сторон от очага стояли полновесные дубовые лавки, а чуть поодаль у стены располагалась резная каповая скамейка.

Усевшись у костра, Радомир только сейчас заметил, что трое мальчиков, которые встретили их на пороге, были совершенно не похожи друг на друга. У одного из них кожа была красная, словно огонь; у другого жёлтая, подстать молодому одуванчику; а у третьего чёрная, будто беззвёздная ночь.

Раскрыв от удивления глаза, Радомир, как впрочем, и его друзья, молча смотрел на это невиданное чудо.

– А я думала, что вы все потомки народа Троары, – первая опомнилась Всеслава.

Мальчик с красной кожей застенчиво улыбнулся.

– Мы не Харийского Рода, просто намедни мы песню на ведах учили, вот решили её теперь вместе спеть, – смутившись, сказал он. – Зовут меня Анаквад. Я из Рода Огненного Змея. А это мои друзья: Долгон – с земли Великого Дракона и Калим – из Мрачной Пустоши.

Приложив руки к сердцу, китежане назвали свои имена.

– А где же вы друг с другом повстречались? – спросила Всеслава.

– На пути в Асгард, на прошлой седмице впервые увиделись, – улыбнулся чернокожий Калим.

Голос его был очень низким и грозным, что никак не вязалось с открытым добродушным лицом.

– Я из Дравидии прибыл военному делу учиться. А по пути сюда, в Югорье, встретил Долгона. Вот мы потом уж сюда вдвоём и добрались, – с улыбкой пояснил он.

– Двое в пути… не так скуцно. Мы и сдрузились, – добавил Долгон, кивнув большой черноволосой головой. Он был очень высокий и странно выговаривал слова; по-всему было видно, что на своей родине он говорил на другом языке.

– А меня отец из-за Западного Моря в Беловодье направил, – мягким спокойным голосом поведал Анаквад. – Чародейство и знания Расы Великой постигать.

– А давно ты в Асгарде? – спросила его Всеслава.

– Две зимы!

– Ух ты!!! Наверное, многому уже научился?!?

– Я, когда в Асгард пришёл, только тучи умел разгонять, да и говорил хуже Долгона, – улыбнулся Анаквад. – А теперь вот огнём управляю и с животными разговариваю. Не всё пока получается складно, но ведуны меня хвалят.

Тем временем тучи покинули небо, позволив, наконец, любопытным ночным звёздам заглянуть в Радужный дом. Анаквад провёл над костром маленькой ладошкой и огонь тут же погас, а на стенах заплясали мягкие отражения в виде семицветной радуги.

– Ух ты! Перуница на стене! Это как же сие устроено!?! – восхищённо вертя головой, воскликнул Твастар.

– Я тозе когда первый раз это цудо видеть, так три цяса без двизения быть! – засмеялся Долгон. – Мне опосля мой уцитель ремесленных дел объяснить, цто свецение звёзд, перед тем как сюда к нам проникать, сквозе многоцветно-прозрацные камни проходить. Они тут быть встроены в крысе… как это… многослойно.

– Древнее древо! У меня дома так же устроено! Токмо здесь свет не отражается, а проникновенно цвет изменяет. Не худо сварганено! – с восторгом воскликнул мастер, тут же достал из-за пазухи небольшую дощечку и тонкой иглой принялся на ней что-то вычерчивать.

Радомир не мог оторвать взгляд от плавного покачивания радужных отражений. Словно спокойные волны, они ласкали светлые брёвна стен, рисуя картину волшебного моря.

Долгон вдруг звонко шлёпнул себя по большому лбу.

– Я ведь совсем позабыть! У меня зе ягод и орехи полна плетёнка!

Нырнув под стол, он достал берестяное лукошко, доверху наполненное малиной, вишней и лесными орехами и, широко улыбаясь, поставил его посреди стола.

– Угосяйтесь, други! Ягоды комы [16]попробуйте, я таких соцных как тута… на берегах Белой реки… никогда есё не пробовал!

– Это где же ты всё раздобыл? – запуская ладошку в плетёнку и хрустя орехами, спросил Калим.

– Ведун Радигост принёс на заре. И каздому по лукоску в подарок вруцил. Говорил, цто ягоды эти с орехами не простые. Если есть нацинаесь, память могёс потерять.

Услышав это, все испуганно замерли с набитыми щеками, а Твастар так и вовсе превратился в каменную фигуру с горстью малины у открытого рта.

– Как это?!? – дрожащим голосом спросил он, глядя как Светловзор и Всеслава медленно высыпают малину назад в лукошко.

– Съесь вот так пару горстей и совсем обо всё позабудесь, – ответил Долгон, безмятежно закладывая ещё одну горсть себе в рот.

– Подожди-ка! – нахмурился Калим. – Радигост тебе так и сказал!?!

– Угу, говорит такая вкусная, что аз мозно… как это… кусать до беспамятства!

– Тьфу ты! Молнию мне в руку! – воскликнул Калим. – Это же просто изреченье такое.

– Изреценье?.. Хм… Доселе не слыхивал, – невозмутимо ответил Долгон. – Я вот с утра попробовал цуток, вроде бы помню всё… Но вас всё зе ресил попредупрездать. Будь добр, ты оресков мне есё передай… это… как там тебя называть?

Все весело рассмеялись.

– А что у тебя за перо в волосах? – спросила Анаквада Всеслава, после того как все успокоились и вновь принялись за лукошко.

– Это мне Аквил подарил! Мой самый верный друг с самого детства!

Анаквад достал перо и бережно передал его Всеславе. Оно было огромным! Нижняя половина белоснежно-белая, а верхняя буро-чёрная с золотистой каёмкой.

– Батюшки Святорусы! Это что же за птица такая вельми велика!?! – удивлённо промолвил Твастар. – Да наипаче дивно, иде же твой друг такое перо раздобыл???

– Так это его перо и есть, – не обращая внимания на довольные улыбки Долгона и Калима, ответил Анаквад. – Аквил – это беркут мой. Я ему в детстве жизнь спас, а потом он мне тем же ответил.

– Ух ты! А как же это случилось? – пододвинувшись ближе и сгорая от любопытства, спросила Всеслава.

Приосанившись, Анаквад высыпал в рот оставшиеся в его горсточке ягоды, не спеша их прожевал и начал рассказывать:

– Я когда маленьким был совсем, гулял в горах Акомы, что возле нашего дома у Белого Камня. Вот там Аквилу и увидел впервые. Его родители из гнезда выбросили, а он не разбился, лишь крыло себе потревожил. Крохотный был ещё, но уже такой важный. Грудка с головой белая, крылья и кончик носа чёрные, лапы жёлтые, а ноги мохнатые, словно утренним снегом присыпаны. Сидит себе на приступке да с обидой наверх поглядывает.