Птицелов - Юлия Остапенко Страница 72

Вот и теперь они чинно потягивали напиток, откинувшись на подушки и соприкасаясь локтями. Пили молча, блаженно, и в этом было куда больше близости, чем в самом страстном соитии.

— Это другой сорт, — недовольно сказал Лукас; его снова потянуло в сон, разговаривать не хотелось, но возмущение оказалось сильнее лени. — Хуже… грубее… и почему корицы не положили?

— Впервые в жизни встречаю мужчину, который разбирается в кофе.

— В самом деле? А что, зёрна вы у женщины покупали?

Она сердито шлёпнула его по плечу.

— Хватит то и дело подлавливать меня на глупости! Конечно, зёрна покупала не я. Где вы видали благородную месстрес, которая сама ходила бы по лавкам?

— Ну, может, вы отбывали епитимью? — предположил Лукас — и завопил, потому что следующий шлепок был уже далеко не столь безобиден, и на колени ему плеснуло кипятком.

— Просто свинство с вашей стороны напоминать мне об этом унижении! — прошипела Селест, отставляя чашку и проворно забираясь на Лукаса верхом. Её колени, разметав полы пеньюара, стиснули его бедра, и он почувствовал жар её лона. — Извольте немедленно загладить оскорбление!

— Я ещё не допил, — попытался возразить Лукас. Она отобрала у него чашку. Он воззрился на неё с обидой. Потом обхватил за шею и мягко перекатил на спину, разглядывая её сияющее улыбкой лицо. Несколько мгновений смотрел ей в глаза, потом сказал: — Хотел бы я знать, что вам от меня нужно, месстрес.

— Чтоб вы и впредь пили кофе со мной по утрам, мессер, — ответила она, и Лукас предпочёл не задумываться о том, что это значило, а обратить внимание на внешнюю сторону призыва — и того, что за ним неизбежно следовало.

Потом она всё-таки снова уснула, а Лукас, дождавшись этого, тихо высвободился из её объятий и подошёл к камину, чтобы расшевелить потускневшие угли. Спальня была маленькой, даже крошечной: тут только и помещалось, что кровать и столик у изголовья. Непривычно для Таймены: обычно благородные мессеры строили в городе огромные особняки с залами, по которым могла свободно прогалопировать лошадь. Дом Наворнов скорее напоминал древние крепости на Длани: маленький, тесный и неприступный. Это не было признаком бедности — лишь отражением нрава обладателей. Учитывая обстоятельства, Лукас должен был бы особенно остро чувствовать себя здесь как в тюрьме, но, сидя на корточках у камина и слушая ровное дыхание своей женщины у себя за спиной, он думал, что не имеет ничего против такого заточения.

И запоздало понял, что, вполне возможно, как раз этого Дерек и добивался. Кажется, он всё-таки опасался, что Лукас сорвётся с места и, забыв о своих обещаниях, помчится за Марвином. Что скрывать, желание такое у него и впрямь возникало. Особенно после встречи с Рысью. Лукас слегка вздохнул при этой мысли, но и от улыбки не удержался. Так уж всегда бывало с этой девочкой: она вызывала в нём то раздражение, то умиление, то нежность. И он даже сам не знал, проявление какого из этих чувств ранило её сильнее. А ему не хотелось её ранить. Она ничего не сделала, чтобы это заслужить. Напротив.

Она всегда являлась по первому его зову, словно собака, примчавшаяся на свист хозяина, — и заглядывала ему в глаза с нестерпимой мукой, готовая лизать руки за одно только благодушное потрёпывание по холке. Порой Лукас этим пользовался, тем не менее неустанно давая понять, что рассчитывать ей не на что. Она и сама это понимала — они никогда об этом не говорили, кроме того, самого первого раза, и всё равно Лукас знал, что если кто и готов умереть за него, так это она. Просто за то, что он помнит о ней и иногда, время от времени, позволяет быть рядом. Что ж, возможно, пришло время взыскать с неё этот долг, которым она сама себя обложила. Любопытно знать, подумал Лукас, вороша шипящие угли в мраморной пасти камина, жива ли она ещё. Не убил ли её Марвин, когда узнал. Что он узнает, Лукас не сомневался. Предположить обратное значило бы признать, что он здорово переоценил своего волчонка.

Интересно, а своего котёнка он не переоценил?

Лукас тихонько хохотнул, вспомнив, как она ощерилась (даже в этот раз!), когда он так её назвал. Они встретились в таверне, она пришла первой и вскочила при его приближении, а Лукас небрежно кивнул ей и сказал: «Здравствуй, котёнок». И она тут же села обратно — одной этой фразой Лукас немедленно разрушил все иллюзии, которыми она, без сомнения, тешила себя по дороге. Она всегда себя ими тешила, сколько бы он её ни вызывал… а впрочем, это и было-то всего раза два или три, и то лишь потому, что Лукас знал, как это важно для неё. И иногда бросал ей эту подачку — обглоданную кость своей верной собаке. Это было единственное, что он мог ей дать. Если она когда-нибудь и ненавидела его, то только за это.

Рысь пила, как сапожник, и ругалась матом, как настоящий рыцарь. Она совершенно не менялась. Впрочем, это Лукасу в ней нравилось. Это его забавляло.

«Так, значит, мальчику нужен телохранитель?» — презрительно подытожила она, грохнув о столешницу винной кружкой, когда он изложил ей суть дела.

«Или соглядатай. Называй как хочешь», — пожал плечами Лукас. Укол попал в цель. Рысь — его маленький взъерошенный котёнок — гордо расправила плечи.

«В соглядатаи не нанималась», — надменно заявила она, и Лукас мысленно зааплодировал ей — сдержанно и демонстративно. Хотя по-хорошему стоило бы влепить ей пощёчину. Ох, какая она всё-таки ещё соплячка.

«Отчего так? — беспечно спросил он вместо этого. — Ты ведь наёмник? Так не всё ли равно, для чего тебя нанимать? Если хочешь надбавки за грязную работу, так и скажи».

Это было жестоко с его стороны, но ему хотелось поставить её на место. Всё-таки то, что они так редко виделись, не могло не сказываться, и порой она начинала наглеть. А ей надлежало помнить, что, несмотря на его слова, разница между ним и простым нанимателем очень велика.

Рысь отреагировала так, как Лукас и предполагал: яростно сверкнула тёмными глазами, а потом сказала какую-то глупость — вроде, что не для того её тренировал сам сэйр Вариан, чтоб она шпионила для всяких , и так далее. Лукас слушал, морщась. Она была глупа, и это всегда его огорчало. Однако если её как следует инструктировать, она проявляла чудеса исполнительности. Никто в целом свете не смог бы перекупить её, и это было важнее даже уровня её подготовки, не столь уж выдающегося, правду говоря. Но Рысь была ему верна. Поэтому он и выбрал её. Поэтому он до сих пор заставлял себя помнить, что где-то на свете живёт Милла Уэррик по кличке Рысь. А точнее говоря, просто научился в нужную минуту о ней вспоминать.

«Не возбуждай его подозрений лишний раз, — наставлял он её. — Но и не позволяй ввязываться в ненужные переделки. Помогай во всём советом и делом. Лучше делом, потому что советов он слушать скорее всего не станет. Вероятно, вас попытаются убить прежде, чем вы достигнете Мекмиллена. Делай что хочешь, но он должен жить. Хотя, если очень захочется, разрешаю тебе его покалечить».

«Вот уж спасибо», — пробормотала Рысь; к тому моменту она уже порядком надралась, но её взгляд был твёрд, а мысль напряжённо обрабатывала его инструктаж. В такие минуты она превращалась в настоящую машину для убийства, и тогда Лукас восхищался ею. Она это, без сомнения, знала, иначе не стала бы такой, какой стала. Она сделала это ради него.