Эти ведьмы не горят - Изабель Стерлинг Страница 72

Я то теряю сознание, то вновь прихожу в себя. Когда просыпаюсь, каждый раз что-то меняется. Машина скорой помощи. Приемное отделение. Белые стены и люминесцентные лампы. Закрытые медицинскими масками лица, встревоженные глаза.

Наконец я просыпаюсь одна.

Вокруг пищат какие-то аппараты, размеренный ритм, вероятно, отражает работу сердца. А ведь это неправильно. Разве сам писк мониторов не должен говорить, что сердце разбито?

Аппараты продолжают пищать, игнорируя мои тревоги. Я оглядываю кровать, на которой лежу. Она довольно удобная, но не моя. И скрипит при каждом движении. Жесткое постельное белье царапает чувствительную кожу.

Хочу домой.

Глаза наполняются слезами, когда я вспоминаю, что домой пойти не могу.

Мой дом сгорел, добейся Бентон своего, я тоже была бы сейчас пеплом. Давно это случилось? Почему я до сих пор здесь?

– Доченька, ты проснулась? – Теплота в голосе накатывает волной: у койки стоит женщина, и мне удается рассмотреть ее встревоженное лицо.

– Мама! – хриплю я в ответ и заливаюсь слезами. Хочу извиниться, объяснить, почему поехала за Бентоном, но выдаю лишь кашу из полуслов и душераздирающих, застревающих в горле всхлипов.

Мама выслушивает все сдавленные объяснения, гладит меня по голове, вытирает слезы, держит за руку.

Когда я затихаю, с ресниц у нее падает одна-единственная слезинка.

– Я очень, очень рада, что ты в порядке. – Мама сжимает мою ладонь, стараясь не задеть иголки капельницы, через которые в вены поступают лекарства. – Только, пожалуйста, никогда, никогда так больше не делай!

Я киваю, и от простого движения начинает кружиться голова. Хочу, чтобы папа был рядом. Он стоял бы у мамы за спиной, положив ей руку на плечо, и согласно кивал. Но блеск в его глазах говорил бы, что он гордится моей спасательной операцией, какой бы рискованной она ни была. Маме я ничего не говорю. Не знаю, сколько еще она выдержит. Не представляю, сумела бы я озвучить эти слова, даже если попыталась бы.

Противостояние с Бентоном, возможно, закончилось, но я в нем точно не победила.

* * *

Следующие несколько часов доктора и медсестры в белых халатах кружатся передо мной, будто в калейдоскопе. Они проверяют мои показатели жизнедеятельности, светят фонариками в глаза, меняют препараты в капельнице. У двери палаты я замечаю Джемму и Морган, но мама не пускает их, чтобы не мешали мне отдыхать.

Только мне нужен не отдых.

Мне необходимы ответы.

Но никто ничего не рассказывает. Мама не поощряет вопросы о Бентоне и других Охотниках из его секты. Бабушка ненадолго заходит ко мне, напоминая, что случившееся можно обсуждать только с Арчером. Мистер и миссис Мэттьюз заглядывают к нам по пути в палату Вероники и благодарят за спасение дочери.

Никто не упоминает ни моего папу, ни задержанного парня. По крайней мере, при мне.

В больницу приезжают коллеги отца. Полицейские. Адвокаты. Секретарь, которая работала с папой, сколько я себя помню. Мама их ко мне не пускает, но передает наилучшие пожелания.

Хотя бы доктора общаются со мной напрямую, а не через маму. Они твердят, что мне повезло: легкие у меня в прекрасном состоянии, с учетом всех обстоятельств.

Так и говорят: «С учетом всех обстоятельств». Дескать, чудо, что обошлось без обширных ожогов. Я везучая. В рубашке родилась. Мне надо новую футболку с надписью: «Хотели убить, но лишь мозги слегка сотрясли». Только настоящие раны томографией не выявишь.

Кажется, доктора это знают.

В дверь палаты стучат, и мама откладывает журнал, который листает. Она изгибает бровь, когда порог переступает Арчер с пакетиком в руках.

– Мы же условились: никаких допросов до завтрашнего дня. Ханна имеет право как следует выспаться, прежде чем заново переживать этот кошмар.

Арчер останавливается у койки.

– Простите, Мари! Я пытался отложить до завтра, но шеф ни в какую. Ваш муж был важным человеком: окружной прокурор, даже находясь в декрете, торопит нас с расследованием.

При упоминании папы с маминого лица сходят последние следы румянца. Она кивает и откидывается на спинку стула.

– Если можно, я хотел бы побеседовать с Ханной наедине. – Назвав по имени, Арчер бросает взгляд в мою сторону, но в глаза не смотрит. – Пожалуйста!

Мама сжимает губы в тонкую полоску, но снова кивает.

– Разумеется, мистер Арчер. – Перед тем как выйти из палаты, она поворачивается ко мне. – Принести тебе что-нибудь из кафетерия?

Я качаю головой. Еда навевает мне мысли о папе – мысли о том, что его больше нет, а оттуда недалеко до черного отчаянья, на которое сейчас нет времени. Когда за матерью закрывается дверь, я пригвождаю детектива взглядом. Промахи Арчера не забыты. Может, он спас мне жизнь, но это не значит, что я ему доверяю.

Арчер откашливается и садится на стул.

– Последние известия слышала? – спрашивает он, что для начала кажется странноватым.

– Почти ничего.

Арчер проводит рукой по волосам.

– Мистеру Холлу предъявлено обвинение. Его уже допросили. Завтра у нас будет больше информации, но окружной прокурор уверена, что можно заставить судью отказать в освобождении под залог. Мистер Холл надолго застрянет в тюрьме.

«Надолго застрянет»… Срок, конечно, не вечный, но я разберусь с этим позднее.

– А его родители?