Господин военлет - Анатолий Дроздов Страница 72

Израсходовав боеприпасы, летим на аэродром, пополняемся – и снова на штурм. Бомбим и стреляем, стреляем и бомбим… Конница красных рассеяна, отступает. Десять аппаратов остановили две дивизии. Другой отряд утюжит пехоту. Красные повсеместно бегут, Улагай с Покровским гонят их к северу.

Освобождена станица Вешенская, восставшая в марте. Троцкий проводил расказачивание. «Казаки – это своего рода зоологическая среда, – вещал нарком. – Старое казачество должно быть сожжено в пламени социальной революции… Пусть последние их остатки, словно евангельские свиньи, будут сброшены в Черное море!» Казаков, поверивших большевикам, ждало отрезвление – их стали расстреливать. Поклонник Иуды – редкостный идиот, история с чехословаками его не научила. Даже свинья, когда ее режут, сопротивляется. Сообразить, что казаки, эти профессиональные воины, не позволят над собой издеваться, смог бы и ребенок. Буревестник революции о таком не думал. Через двадцать лет ему пробьют голову. Интересно, там что-то найдут?

Наши конники потерялись в степи. Это маневренная война. Сегодня корпус здесь, завтра – и след простыл. Нас отряжают на поиски. В одном из вылетов замечаю на земле аппарат. На плоскостях красные звезды, у машины суетится пилот. Все ясно. У красных нет бензина, аппараты заправляют «казанской смесью». Это керосин, газолин, спирт и эфир в разных пропорциях. Смесь забивает карбюраторы, моторы глохнут. Летчик садится и прочищает. Решение приходит мгновенно: навестим большевичка!

«Ньюпор» садится и бежит к краснозвездному. Летчик увидел и заметался. Его пулемет над крылом смотрит вверх – стрелять бесполезно, аппарат надо поднять. У меня – синхронный «виккерс», бьющий через винт, чуть что – разделаю в отбивную. Бежать большевику некуда – в степи не спрячешься. Красный понял и выходит навстречу. На нем кожаная куртка, очки на шлеме… Вот так встреча!

Глушу мотор и прыгаю в траву. Он смотрит недоверчиво.

– Павел?

Иду к Рапоте. Он колеблется: протянуть руку или нет? Не решился. Правильно: я бы не пожал. Он лезет в карман, настораживаюсь. Браунинг я на всякий случай взвел, он за поясом. Сергей достает коробку папирос. Живут же большевики!

– Угощайся! – он протягивает коробку.

Отчего нет? Трофей… Закуриваем. Он садится, я пристраиваюсь рядом.

– Бери! – он сует мне коробку. – У меня еще есть, у вас с куревом плохо.

Откуда знает?

– Механик от вас перелетел, рассказывал.

Было такое. Механик забрался в «Вуазен» и взлетел. Думали: балуется, механик мечтал стать летчиком. Погнались, стали прижимать к земле, а тут и линия фронта… Красные бросают листовки, завлекают щедрыми посулами. Летчики не ведутся, механик соблазнился. Один случай на всю армию.

– У нас теперь по-другому, Павел, не так, как годом ранее. Хорошее снабжение, жалованье…

– А комиссары?

– В моей группе комиссаром Синельников.

Хм!

– Возвращайся, Павел!

Ну, Серега, ну орел! Кто кого в плен взял? Я ж не механик, чтоб купиться. Да меня сразу к стенке! Вместе с Ольгой. Кто нам комиссара простит?

– Ольга не убила Иогансона, только ранила. Причем легко. Он сам очнулся и шум поднял. Если б вы не улетели, ничего бы и не было.

Так я и поверил!

– Твой случай, если хочешь знать, много шуму наделал. Товарищ Сталин возмущался, в Реввоенсовете вопрос ставил. Тридцать летчиков за год перелетели к белым! Разбирались почему, твой случай вспомнили. У военлета, который наркома спас, жену пытались изнасиловать! Кто будет воевать за такую власть? Троцкий ужом крутился, так ему надавали!

Революционный междусобойчик. Вожди борются за власть, едят друг дружку. Здесь каждое лыко в строку. Попался случай с пилотом, сгодится и пилот. Сталин Троцкого скушает – и поделом, но это будет не скоро.

– У нас мало хороших летчиков, Павел. Лучшие перелетели, в школах учат плохо. Люди бьются, гробят аппараты. Такие, как ты, на вес золота. Тебе сразу отряд дадут!

Догонят и еще дадут!

– Я за тебя поручусь.

Не факт.

– Ты из-за Липы? Не мог я ей помочь тогда, никак не мог! Меня бы слушать не стали! К тому же ты зря волновался. Не пропала твоя Липа! Замужем. Знаешь за кем?

Он называет фамилию. Я помню ее по учебнику. Этот деятель Сталина переживет. Липа – девочка умная, выбирать всегда умела.

– Вам с Ольгой опасаться нечего – Иогансона расстреляли.

– Вот как! Попался нашим?

– Свои. Отправили вину искупать, он и отличился – загнал отряд под пулеметы. Рабочие, ополченцы – все погибли. Сталин был в ярости. Трибунал голосовал единогласно. Троцкий заступался, просил помиловать, но Сталин настоял.

Насчет расстрелять за товарищем Сталиным не заржавеет…

– Сталин – замечательный человек! Он сказал: «Когда таких, как Красовский, перетянем на свою сторону, контрреволюции конец!» Я ему рассказывал о тебе…

Пора заканчивать эту вербовку.

– Ты бомбил Новочеркасск в апреле?

Он удивлен, искренне.

– Я здесь третий день! Из Москвы прислали – из-за вашего прорыва.

Если так, то живи! Встаю. Он тоже вскакивает.

– Бывай! – подаю ему руку.

– Спасибо! – он горячо ее жмет.

– Квиты!

Иду к «Ньюпору». У меня был долг, я его вернул.

– Павел!

Поворачиваюсь.

– Ты все же подумай! Я не врал тебе.

– Я не вернусь, Сергей! Я не хочу бомбить города, убивать детей и женщин! Я офицер, а не палач! Скажи это Сталину, скажи Троцкому, скажи всем людоедам в Москве!

– Ваши не убивают? А как же белый террор? Вешать каждого десятого, если село помогало красным? А заложники? Насилия, грабежи? Я был в станице, где прошел Мамонтов. Ободрали людей до нитки! Даже тех, кто их с цветами встречал!

– Красные не грабят?

– Наших за это расстреливают! Железной рукой, красноармейцев и командиров! За белой конницей телеги тащатся, барахло грузить. Казачки, грабь-армия!

– Не видел.

– С высоты не всегда видно. Люди вас ненавидят. На что вы надеетесь? Победить? Не будет этого!

Рапота прав – белые обречены. Я это знаю, в том-то и беда. «Во многая мудрости многая печали; и кто умножает познания, тот умножает скорбь». Красные знают, за что воюют, белые – против кого. У вождей белого движения нет программы, есть только ненависть к противнику. В этом наша слабость. Армия без идеи – толпа, солдат должен знать, за что умирает.

– Прощай, Сергей!

– Увидимся!

Не дай бог, в воздухе…

– Передавай привет Ольге!