Хозяйка Империи - Раймонд Фейст Страница 71

Жрец поджал губы:

— Нет. Я сказал: нет! — Он поднял руку, заранее отметая протест Хокану. — Решения принимаю я. Я уже посетил Слугу Империи. Я проделал долгий путь в Акому ради нее, ибо своим щедрым приношением и заботой о своих людях она снискала признательность среди приверженцев моего бога. Но она идет на поправку и без вмешательства Хантукаму. Ты принес противоядие вовремя.

Хокану закрыл глаза; облегчение было столь сильным, что казалось осязаемым.

— Я благодарен богам за то, что ей суждено выздороветь.

— Да, она выздоровеет. — Жрец помолчал, его лицо внезапно омрачилось. — Но ты, как ее консорт, должен знать: в будущем она сумеет выносить еще только одного ребенка, и это все, чем могут ее одарить целительные силы моего бога. Действие яда не проходит бесследно.

Глаза Хокану широко раскрылись, полыхнув черным пламенем в свете ламп. Воинское самообладание не изменило ему, как ни тяжел был этот новый удар. Итак, его повелительница не сможет произвести на свет многочисленных отпрысков, о которых так мечтала, надеясь обезопасить от любых превратностей продолжение обеих династий — и Акомы, и Шиндзаваи.

— Тогда будь что будет, добрый священнослужитель.

Молчание заполнило комнату. Хирург неподвижно стоял, уважая чувства хозяина. Шипение масляной лампы смешивалось с шелестом ветра за стеной и с отдаленными шагами воина после смены караула. Лето миновало, и всякая земноводная живность не оглашала берега озера деловитым хором, только насекомые пели свою нескончаемую песнь в мягком тепле ночи.

В тишине этого позднего часа снова прозвучал голос жреца Хантукаму:

— Господин Хокану, это еще не все.

Консорт Мары уставился на стройного худощавого жреца, пытаясь преодолеть стоящий перед глазами туман; наконец ему удалось немного приподняться на локтях.

— Чего же еще ты можешь от меня потребовать такого, чего я уже не отдал?

Жрец Хантукаму вздохнул и слегка улыбнулся:

— Речь идет о том, что ты отдаешь даже слишком щедро, сын моего бога. Твоя любовь и преданность властительнице поглощают все, что ты имеешь, и все, что составляет тебя самого. Ради нее наследник Шиндзаваи рисковал потерей ноги, ради нее же он готов пожертвовать своей жизнью, лишь бы ее жизнь была спасена. Послушай, что я скажу, ибо сейчас сам Хантукаму говорит моими устами. И я говорю тебе: это слишком.

На этот раз щеки Хокану вспыхнули от гнева.

— Где была бы моя честь, если бы я кинулся спасать себя, а уж потом — Мару?

Бережным, но твердым нажимом жрец заставил Хокану снова лечь на подушки.

— Она не нуждается в том, чтобы ты ее спасал, — сказал он с грубоватой непререкаемостью. — Она Слуга Империи и властительница Акомы. Она достаточно сильна, чтобы постоять за себя. Ты ей необходим как сподвижник и единомышленник, стоящий рядом, а не как щит, выставленный вперед.

Хокану перевел дух, собираясь возражать, но жрец остановил его сверлящим взглядом и продолжил:

— В глазах Империи, в глазах моего бога ты значишь не меньше, чем она. Чтобы государство сохранилось, чтобы для всех настали лучшие времена, обещанные Светом Небес, — для этого ты, наследник Шиндзаваи, столь же необходим, как она. Ты главный игрок в обновленной Игре Совета и должен сам это понимать.

Слишком обессиленный, чтобы спорить, Хокану расслабился на подушках.

— Ты говоришь так, словно знаешь будущее, — устало сказал он. — Что же ты видишь такое, чего не видим мы?

Но жрец не ответил. Он сделал шаг в сторону от плеча Хокану и положил руки на его бедро, с обеих сторон от раны. Мягко и уверенно он обратился к хирургу:

— Открой мою суму, почтенный лекарь. Если мы хотим, чтобы этот человек не хромал, когда поднимется с постели, то впереди нас ждет работа на всю ночь… и нужно очень постараться, чтобы снискать благословение моего бога.

* * *

О засаде у молитвенных ворот и о выздоровлении Мары Аракаси узнал, находясь на палубе баржи, направлявшейся вниз по реке из Кентосани. Вестник, принесший эти новости, появился перед самым рассветом, во время остановки для приема груза свежих фруктов. Он поднялся на борт вместе с рабами, которые тащили корзины с плодами йомаха, и незаметно ускользнул, затесавшись в плотную беспорядочную толпу палубных пассажиров, заплативших по одной цинтии каждый за возможность совершить путешествие в столь неудобных условиях. На барже теснились три семьи бродячих сборщиков фруктов, двое чесоточных нищих, изгнанных из Кентосани за то, что промышляли своим ремеслом без имперской лицензии, и скороход из гильдии гонцов с распухшей лодыжкой: он держал путь к югу, чтобы попросить пристанища у своего дяди на время, которое потребуется для исцеления.

Аракаси пристроился между двумя прикрепленными к палубе бочками; темный капюшон скрывал его лицо. Он был столь же грязен, как нищие, и столь же подозрителен на вид, как уличный вор; немудрено, что женщины из батрацких семейств, оберегая своих многочисленных детишек, старались отодвинуться от него подальше. Поэтому новому пассажиру удалось втиснуться в небольшой просвет рядом с Аракаси и шепотом сообщить ему новости из Акомы.

Мастер тайного знания сидел привалившись головой к бочке: казалось, что он спит. Под ногтями у него виднелись темные ободки, незажившая царапина украшала подбородок; судя по запаху, он не мылся по меньшей мере неделю. Но слух у него оставался острым. Ему понадобилось не более минуты, чтобы обдумать услышанное, после чего он заворчал, словно во сне, боком привалился к бочке и почти неуловимым шепотом выдохнул:

— Я не сойду с баржи у причала. Скажи тамошнему связному, чтобы он засвидетельствовал мое почтение хозяину и госпоже. Если я понадоблюсь, пусть мне перешлют по цепочке вызов от ювелира, который держит мастерскую рядом с лавкой чучельника в Сулан-Ку. Ты опознаешь это место по черепу харулта на указательном столбе.

Гонец коснулся запястья Мастера в знак того, что все понял. Затем он презрительно фыркнул, как бы выражая недовольство неприятным соседством, передвинулся к ближайшему пассажиру и принялся проповедовать, восхваляя мало кому известное сообщество жрецов Лулонди, бога земледельцев.

— Отстань, паразит, — огрызнулся потревоженный попутчик. — Я терпеть не могу овощи, и от мух житья нет на этой барже, так еще и ты тут будешь зудеть над ухом!

Гонец поклонился, но при этом нечаянно задел локтем колено батрачки. Она разразилась бранью и наградила его хорошим пинком в голень.

Свара привлекла внимание капитана:

— Эй, вы там! А ну-ка потише, или я всех за борт повыкидываю!

Батрачка громко запротестовала:

— Этот прохвост тут ко всем пристает, а ты с него хоть монету взял?

Капитан насупился, пробился сквозь толпу и уставился на распростершегося пассажира, поскольку именно в его сторону был устремлен мозолистый палец батрачки.