Паника-upgrade. Брат Бога - Александр Мазин Страница 71

На человека, ранившего его Древнюю! И на Мякоть Жемчужницы, позволившую, чтобы Дитя Дыма ранило ее! Анк «видел» и оружие Жилова: широкий стальной клинок. Человек сумел ударить Древнюю ножом! В этот миг Тот-Кто-Пришел забыл о том, кто такой Данила Жилов.

Дитя Дыма! Вот что помнил Анк. Но Мякоть Жемчужницы!.. Как она могла допустить?..

Жилов не заметил ярости сына Древней. У него не было соответствующего органа. Зато Мякоть Жемчужницы задрожала от нестерпимой боли. Боль от удара штыком растаяла в непереносимой муке, когда раскаленной иглой повелитель проник в ее мысли. И, узнав, вспыхнул, как огненная буря. Тускнеющими глазами Древней Анк увидел Лору, плавающую в крови, вытекшей из пробитого легкого… И своего брата!

Жалкое ничтожество, позволившее человеку ранить себя, осмелилось связать собственным словом его брата!

Дуновением мысли Анк освободил Тенгиза и обрушился на Мякоть Жемчужницы. Тому-Кто-Пришел было чуждо милосердие. Он был плоть от плоти Древних. Слабость и уязвимость лишь усугубляли его ярость. И он знал, как и куда бить, чтобы причинить наибольшее страдание. Он упивался муками Древней. И собственной силой привязал ее к телу, чтобы не позволить ускользнуть в мир Темной Луны. Боль была так велика, что «стены», которыми Госпожа оградила собственную связь с Мякотью Жемчужницы, пали. И Анк увидел настоящую виновницу происшедшего…

И настоящую угрозу.

В тот же миг он «отпустил» Мякоть Жемчужницы – и та умерла. Будь у Анка больше времени, он вернул бы Древней жизнь. Анк был чужд милосердию, но справедлив. Теперь весь замысел Госпожи, вернее, та его часть, что была открыта Мякоти Жемчужницы, открылся и Тому-Кто-Пришел. Подхватив свирель, Анк ринулся по коридору. Наверх. Наружу. Ринулся со всей быстротой, на которую был способен.

Чуть больше минуты разделяло две линии будущего. И только в одной из них его брат оставался в живых, а он, Анк, сохранял себя!

* * *

Хрупкая на вид Мякоть Жемчужницы весила столько же, сколько весит крупный мужчина. Даниле, еще не оправившемуся от слабости, потребовалось некоторое время, чтобы выбраться из-под нее. Потом, следуя давней привычке, Жилов очистил нож: воткнул его трижды в землю и вытер о траву. О том, чтобы стереть кровь с собственной груди, Данила не подумал.

Мякоть Жемчужницы была жива. Данила не видел в темноте ее зрачков, но знал: Древняя следит за ним. И еще он знал: ей очень больно. Хотя не догадывался о том, что боль ее – не от раны.

«Что же, – подумал Жилов. – Око за око».

И поспешил к Лоре.

Присев на корточки, он коснулся лица девушки. На ощупь ее кожа была подозрительно холодна. Но Лора дышала. Редко, тяжело, с хриплым клекочущим звуком, но дышала. Палец Данилы наткнулся на струйку крови, вытекающую у нее изо рта. В темноте ему трудно было определить глубину раны, но Жилов знал: повреждено легкое и, возможно, позвоночник. Трава под девушкой слиплась от вытекшей крови. У Данилы опустились руки. Лора умрет. С такой раной не выжить. До ближайшей больницы – двести километров моря.

– Анк ее вылечит!

Жилов вздрогнул от неожиданности, когда у него над головой раздался голос. Жилов настолько вымотался, что даже не почувствовал, как подошел Тенгиз.

– Анк ее вылечит, – повторил молодой человек.

В его голосе была непоколебимая уверенность. Данила промолчал.

– Я позову брата! – сказал молодой человек. – Интересно, что на нее нашло?

Жилов не сразу понял, что Тенгиз имеет в виду Лору.

И он был поражен тем, насколько спокойно молодой человек отнесся к несчастному положению своей любимой.

Жилов не знал, что равнодушие Тенгиза – искусственное. Милосердный дар брата, заботливо оградившего Тенгиза от слишком сильных переживаний.

Данила выпрямился. Каждая клеточка его тела молила об отдыхе. Но волевым усилием Жилов заставил измученный организм выплеснуть в кровь еще одну крохотную порцию адреналина.

– Ты – в порядке? – спросил он Тенгиза.

– Да. А ты, похоже, ранен, Данила?

Вопрос был задан с холодным интересом, насторожившим Жилова. Но через секунду он забыл о странном поведении Тенгиза, потому что почувствовал близость настоящей опасности…

…Анк выскочил из тоннеля с невероятной скоростью. Он бежал так быстро, что человеческий глаз воспринял бы сына Древней как размытое пятно. Затрещали ветки: Анк двигался напрямик, не выбирая дороги. Он мог бы воспользоваться Силой или даже свирелью, чтобы расчистить путь. Но это требовало времени. А времени не было. Госпожа уже поднялась из своих глубин, и мир вокруг вибрировал от присутствия изначальной Силы. То, что было Жизнью и Смертью там, в глубине недр, здесь, на поверхности, означало только Смерть.

Анк рвался вперед, не обращая внимания на шипы, вырывавшие клочья его великолепной кожи. Раны можно залечить, а узел Судьбы уже готов был развязаться, явив необратимое Будущее. Несколько десятков секунд отделяло от него Анка. И сын Древней проигрывал эти секунды. Он проигрывал Тенгиза. И, что гораздо важнее для Того-Кто-Пришел, проигрывал миг Соединения Имен. Ишфетту, мертвый Ишфетту опережал его! Ненависть, владевшая Госпожой, отторгала животворное Истинное Имя.

Волосы на затылке Жилова поднялись дыбом: опасность!

Он быстро оглянулся. Мякоть Жемчужницы неподвижно лежала на земле. Чутье подсказало Даниле: Древняя мертва. Опасность исходила не от нее. А откуда?

Будь Жилов один, он бы удрал. Все равно – куда. Лишь бы – с этого места. Но Данила не мог бросить Тенгиза и раненую девушку!

Замедлив дыхание, Жилов медленно повернулся кругом. Ничего объективно подозрительного. Никаких звуков или запахов, вызывающих опасения.

Жилов потерял те несколько секунд, которые предоставил ему развитый инстинкт самосохранения. Те несколько секунд, за которые он мог бы покинуть опасное место.

Тенгиз вдруг завертел головой. Он тоже почувствовал недоброе. Что-то происходило с ними.

Жилов вдруг понял: действовать уже поздно. Тьма вокруг будто сгустилась. Внутри все кричало: беги! Но Данила знал: бежать бессмысленно. Он и не пытался.

Чернота поднималась снизу, от земли, уплотняясь и стирая то немногое, что не могла скрыть ночная темнота. Воздух начал густеть. Дышать становилось все труднее. Уже не воздух, а вязкая патока наполняла легкие. Грудная клетка расширялась, треща от напряжения, но петля удушья перехватила горло. Теперь Жилов не мог сделать и шага. Будто он провалился в топь и трясина понемногу засасывала его. Тупая боль наполнила тело. Казалось, костный мозг, набухая, распирает кости изнутри.

Рядом глухо, словно из-под земли, застонал Тенгиз. А Жилов не мог даже застонать. Воздух окончательно застыл и плотно забил бронхи. Данилу охватила паника. Ужас человека, которому нечем дышать. Животный ужас. Но результатом крайнего напряжения всех мышц было лишь слабое движение языка. Жилов ощутил себя погребенным заживо. Тяжесть, тьма, полная тишина, если не считать бешеных ударов сердца и гула крови, еще струящейся по жилам, но уже начинающей густеть. Так же, как воздух. Так же, как все вокруг.