Время - московское! - Александр Зорич Страница 71

Близость обмирающей от страха Полины, которую сильно мутило на взлете, придавала ему если и не самой уверенности в своих силах, то уверенности в том, что такую уверенность необходимо симулировать.

Искоса глядя на бледное Полинькино лицо за забралом летного шлема (жизненной необходимости в гермокостюме не было, но Эстерсон настоял, чтобы Полина его надела — пусть привыкает, скоро пригодится), инженер сделал круг почета над знакомым уже до каждого мыска заливом. Качхид поприветствовал этот маневр суетливым ликованием.

— Качхид— птица! Качхид — повелитель неба! — вскричал сирх. — Качхид мечтал, мечта сбылась! Теперь бы еще…

— Эй, повелитель неба, — грубо прервал излияния пассажира Эстерсон. — Так куда мы летим-то? В Барахчу? — Барахча была единственным поселением сирхов, о местонахождении которого он имел представление.

— Нет, не в Барахчу. В Барахче никого нет. Я же тебе говорил! Сейчас Сезон Детей. Дети любят лес. Все сирхи сейчас в лесу, с детьми.

— Тогда куда?

— В Чахчон. Там много воды, много старых качагов…

— Да у вас тут везде много воды. И везде много качагов. Ты не мог бы конкретнее? Может, ориентир какой-нибудь?

Конечно, обо всем этом следовало поговорить еще на земле. Но Эстерсон так увлекся приготовлениями…

— Чахчон здесь. — Сирх ткнул морщинистым, с белой волосистой порослью возле суставов пальцем в серо-голубой монитор, изрезанный узорами линий. Там светилась карта местности.

— Тысяча двести километров?! Ничего себе! Ты же говорил, это близко! Зачем нам лететь в такую даль? Мы согласны посмотреть какой-нибудь город сирхов, все равно какой! Не обязательно Чахчон!

— Но Чахчон самый лучший! Чахчон — священный! — веско сказал сирх и по цветовой гамме его шерсти Эстерсон понял, что сирх до глубины души уязвлен безразличием своих друзей. — Сегодня ночью мой друг и учитель Качак-Чо послал вежливое приглашение двум бесцветикам. Послал тебе, послал Полине. Качхид сказал, что мы приедем втроем!

— Но каким образом твой друг послал нам приглашение?

— Радио — это игрушка. Добрые сирхи не играют в игрушки.

— Ты изъясняешься загадками. Если можно, поясни.

— Мой учитель послал свое приглашение при помощи своей головы. Я получил его при помощи моей головы, когда спал. Что тут пояснять?

— А-а, телепатия… Так бы сразу и сказал. А насчет игрушек… Ведь, я слышал, у вас, у сирхов, есть даже самодвижущиеся паровые экипажи!

— Экипажи есть у умных сирхов, — уточнил Качхид. — У добрых экипажей нет!

— А что, разве умные сирхи не бывают добрыми? — шутливо осведомился Эстерсон.

— Спроси у Полины, она знает.

— Ничего я не знаю, — простонала Полина, не открывая глаз. Эстерсон понял — Полине сейчас не до дискуссий.

— Стыдно быть такими невежами! — Сирх сжал свои потешные лапки в еще более потешные кулачки и гневно раздул ноздри. — Ладно… Расскажу тебе. Сирхи бывают умные и добрые. Умные, как бесцветики, строят игрушки из железа, играют ими.

— А добрые?

— Добрые играют игрушками, сделанными из снов и фантазий! Умные сирхи живут на Севере. Добрые — на Юге. Они не дружат.

— Напрасно. На месте добрых сирхов я бы дружил с умными. Как показывает история моей цивилизации, когда умные злятся на добрых, они иногда делают ужасные вещи. Например, изобретают грозное оружие. Иногда настолько грозное, что оно способно стереть всех добрых с лица земли! Мораль: добрым следует бояться умных.

— Это у вас! — беспечно отмахнулся Качхид. — У нас, сирхов, умные с Севера боятся добрых с Юга больше, чем добрые умных!

— Вот как? — Удивление Эстерсона было неподдельным, уж больно все сказанное шло вразрез с его жизненным опытом.

— Да! Кача устроила так, что если добрые сирхи разозлятся на умных, они смогут уничтожить их без всякого оружия! В давние времена такое случалось.

— Очень интересно!

— Да, да случалось! Бывает, что добрые сирхи становятся злыми. Но быть злыми долго они не умеют, им становится невмоготу. Болит спина, болит хвост, быстро-быстро стучит сердце. От зла добрые сирхи болеют. Чтобы выздороветь, они выбрасывают из себя зло. Иногда это выброшенное зло случайно попадает в головы умным сирхам. Тогда зло затапливает головы умных, как наводнение. И в этих головах ни для чего не остается места. Ни для радости, ни для ума! Когда умные перестают находить радость в своих играх, они умирают от тоски. Или начинают убивать друг друга, чтобы было не так скучно… Однажды так умерло восемьдесят восемь тысяч восемнадцать умных сирхов!

— Честно говоря, похоже на сказки, — заметил Эстерсон, обращаясь по преимуществу к Полине. — Как думаешь, а?

— Он говорит правду, Роло. Не знаю, что там насчет зла в голове, но я своими глазами видела, как умные привозят добрым своего рода дань — в основном продукты своего мануфактурного производства, — отозвалась обессиленная Полина. — И действительно привозят! А добрые только улыбаются поощрительно. Дескать, давайте-давайте, несите, да побольше. Не то мы за себя не ручаемся! Как выбросим свое зло прямо вам в головы!

Всю оставшуюся дорогу Полина молчала. Зато Качхид трещал без умолку, живописуя город добрых сирхов Чахчон. Из его рассказа Эстерсон узнал про инопланетную цивилизацию разумных котов-хамелеонов больше, чем за все предыдущие месяцы на Фелиции. Впрочем, раньше он был уверен, что и знать-то о ней особенно нечего.

— Название Чахчон очень старое. Оно означает Город Беременных Самок. Я уже рассказывал тебе, бесцветик Роланд, что беременные самки не живут с самцами. У нас самки вообще не живут с самцами никогда! Мы не такие, как вы. Ты спрашиваешь про любовь? Мне знакомо это слово. Но мы понимаем его по-другому. У нас любовь бывает только три раза в жизни. Больше не бывает. Правду сказать, даже три раза бывает не у всех. Обычно только один. Или два. У меня в жизни любовь была три раза. И все три раза я выращивал детеныша. Я очень много видел в этой жизни! Вы, бесцветики, сказали бы, что у меня было три жены. Когда приходит любовь, мы сходимся. Мы любим друг друга с утра до вечера. А потом твоя любовь уходит, твоя самка уходит… Она возвращается, только когда маленький сирх уже родился. Твоя самка оставляет маленького тебе и ты воспитываешь его. А потом он тоже уходит. И так пока не придет новая любовь… Качхиду не нравится любить.

— Интересно, почему?

— Когда любишь, хочешь обнять небо. А потом — любовь уходит и уносит с собой небо. Без неба на земле плохо. Сначала ничего не хочется, иногда даже хочется умереть. А потом тебе приносят маленького. Приходится заботиться. Доставать еду…

— В принципе у нас, у людей, что-то похожее. Насчет неба, — покачал головой Эстерсон.

— Нет! Нет! У вас все не так! Я смотрю на бесцветиков и радуюсь за вас! Ваш сезон любви длится гораздо дольше нашего!