Дверь ВНИТУДА - Юлия Фирсанова Страница 71

— Та-ак! Что с рукой? Покажи! — Я рявкнула не задумываясь, поступая привычно в привычной с юности обстановке так, как всегда вела себя с отцом.

Наш папа, в отличие от того же Стаськи, который огонь, воду и медные трубы пройдет, как два пальца об асфальт, патологически боится заболеть. Не потому, что помрет, а потому, что лечиться ужасно не любит. Не любит до такой степени, что вызвать для него врача на дом или оттащить в больницу практически невозможно даже маме, которой по плечу все, что угодно.

Бои местного значения в нашем доме по причине любого папиного недуга, который ему не удалось скрыть от семьи, продолжались с переменным успехом до той поры, пока я не начала учиться в институте. Спецкурс медицины, обязательный для посещения, у нас был весьма продвинутый, такой, что годом раньше по его окончании на руки выдавали справку о присвоении квалификации медсестры. Но нам уже не повезло. Бумажку на руки зажали, хотя знаний вдолбили столько, что голова пухла. Народ стонал и зубрил, а я почему-то училась и практиковалась с удовольствием, даже в какой-то момент пожалела, что не стала поступать в медицинский, ну да поезд всяко ушел.

Так вот, папа, следящий за моими успехами, полистал зачетку, конспекты и почему-то проникся к дочери неизъяснимым доверием. Настолько проникся, что порой, в случае внезапно нагрянувшей болезни, тихохонько отзывал меня для секретных переговоров и сообщал о недуге, испрашивая совета влечении. В тех случаях, когда я сама замечала подозрительное поведение родителя и в категоричной форме призывала его к ответу, кололся сразу. Он даже терпеливо подвергался осмотру вызванного врача, когда температурил.

Вот и сейчас при виде руки ЛСД у меня сработал старый рефлекс. Еще более интересным оказалось то, что куратор без возражений вытянул вперед руку, ссаженным ребром ладони вверх. Это же с какой силой он стукнул или стукнулся сейчас, чтобы в кровь разбить конечность?

В памяти еще был свеж разговор об артефактах, поэтому я взяла ладонь куратора в свою, а вторую развернула запястьем так, чтобы жемчужный браслет оказался прямо над раной, поводила туда и обратно. По коже пробежала теплая щекотка. Случайно повернув руку подопытной птички тыльной стороной, я узрела еще четыре окровавленные ямки. С учетом того, что вилкой Ледников себя не колол, сообразила, что ранки — след от ногтей, или в случае потомка фениксов — когтей. Пришлось лечить и их, потом я открыла воду и смыла засохшую кровь. Теперь пострадавшую руку уже невозможно было отличить от здоровой. Мысленно я еще раз поблагодарила русалочку за ее случайный и такой ценный дар.

— Все. Будь поаккуратнее, — попросила я, выпуская исцеленную конечность из пальцев. — Я тебя чем-то рассердила?

— Всему виной субъективное восприятие, — вздохнул ЛСД, отворачиваясь. Кажется, ему было неловко.

— Всякое восприятие субъективно, — пожала я плечами. — Конрад говорит, это тот ритуал, которым ты от нежелательной женитьбы отмазался, виноват. Из-за него все странности, и, чтобы полегче стало, надо что-то сделать, что-то, что продемонстрирует установление новой связи.

— Предлагаете мне заключить вас в объятия и приникнуть к устам страстным лобзанием? — мрачно сыронизировал ЛСД, опять переходя на «вы». И даже на всякий случай скрестил руки на груди. Неужели боялся попытки с моей стороны осуществить предложенное в принудительном порядке? Интересно, как бы я вообще смогла это сделать чисто технически против воли, не говоря уж о нравственном аспекте проблемы.

— Нет, целоваться с малознакомыми мужчинами, пусть даже им присущ некоторый мрачноватый шарм, меня не тянет, — покачала я головой. — Вообще, сейчас мне кажется, надо что-то другое. Все эти вспышки дурного настроения проистекают в первую очередь из недостатка взаимного доверия. Поэтому я предлагаю сделать одно упражнение. Нам об этом в институте рассказывали, только, чур, не драться.

ЛСД уставился на меня, как дикий мустанг на перепившего ковбоя, благо хоть сразу решительно возражать не стал. Наверное, сам чувствовал тяжесть связи того ритуала, благодаря коему угодил из огня да в полымя.

Я храбро зажмурилась, шагнула почти вплотную к куратору и обняла его, принимаясь осторожно поглаживать по напряженной спине. Кажется, Ледников не отшвырнул меня прочь и сам не рванул куда подальше в первый момент только потому, что опешил от непредсказуемого закидона подшефной привратницы.

«Не пугай меня, я и так боюсь», — попросила я мысленно не то в шутку, не то всерьез, скользя ладонями по черной ткани рубашки.

— Зачем? — через силу и настолько безразличным, что казался мертвым, тоном спросил мужчина.

— Это называется бондинг. Каждый человек, как нам говорили на одной из лекций по психологии общения, нуждается в дружеских прикосновениях и чувствует себя комфортно, лишь получая от двадцати до пятидесяти бондингов в день, — ответила я. — Не знаю, чем еще можно убедить узы в нашем нормальном общении, вот и решила попробовать. Не целоваться же, в самом деле. Думаю, если мы таким образом продемонстрируем доверительные отношения, станет лучше. Попробуем?

— Попробуем, — сдался ЛСД, чуть подаваясь вперед и самую-самую малость расслабляясь, он даже тоже поднял одну руку и осторожно, будто боялся обжечься, провел по моей спине.

Было немного неловко от такого тесного контакта со свежезнакомым человеком, но ничуть не противно, даже как-то совсем наоборот, особенно когда рука прошлась по серединке спины. Мрр, как приятно. Еще мама именовала меня иной раз не иначе как шелудивой свинкой исключительно из-за того, что я балдела, когда почесывали область между лопатками и выше. Туда самой без проблем и гимнастических экзерсисов обычному человеку никак не добраться.

Ой, судя по тому, как дернулся куратор, я сподобилась мурлыкнуть вслух. Пришлось торопливо объяснять:

— Ничего не могу с собой поделать, люблю, когда чешут спину. Можно еще разочек под левой лопаткой? А?

Кажется, ЛСД усмехнулся. Смотреть ему в лицо я так и не решилась, поэтому наверняка определить не могла. Зато просьбу «про почесать» безропотно выполнил: погладил и почесал и дальше стал действовать уже двумя руками, поглаживая и чуть-чуть цепляя ногтями. Я замурлыкала не таясь и довольно объявила:

— Теперь я знаю истинное назначение атавистических когтей кайстов!

— Тебе тоже требовались бондинги? — теперь уже явно в голосе была настоящая улыбка, спросил куратор.

— Да уж, — согласилась я от всего сердца, — после фальшивых от Вадика и вынужденных с Талем — наверняка.

Спина под руками опять попыталась напрячься, я укоризненно хлопнула ее обеими ладонями и пояснила:

— Я про то, как Виталик меня спасал. Там без физического контакта не обойтись было. Не дерни он меня и не свались я на него, оказалась бы под колесами. И вообще, нечего меня подозревать в чем-то безнравственно-развратном. Таль благополучно женат, и если долго смотрит на какую-то девушку, то лишь соображая, пойдет ли его жене такая же блузка и где купить.

— Прошу прощения за излишне острую реакцию, — даже сподобился извиниться куратор. Покаявшись и закусив губу, предположил, отойдя от меня и прислонившись к стене рядом с дверью: — Я не самый приятный в общении субъект, но обыкновенно могу контролировать свою речь, поступки и вполне осознаю движущие мотивы оных. В твоем случае все иначе. Этот проклятый инстинкт кайстов лишает самоконтроля. Я реагирую прежде, чем провожу анализ. Вампир, по-видимому, прав, это следствие ритуала. Надеюсь, со временем все сгладится.