Тень среди лета - Дэниел Абрахам Страница 71

— Еще как есть. Его, видишь ли, грешки душат. Помнишь случай с девицей-островитянкой и ее выкидышем? Там все было гораздо сложнее, чем кажется. Слушай меня внимательно. Эти сведения из тех, за которые убивают. Заварушку с ребенком подстроил Верховный Совет Гальта. Вилсин-тя помогал. Амат Кяан — его распорядительница — разузнала, и теперь тратит остаток жизни на то, чтобы вскрыть этот гнусный заговор, как устрицу. Вилсин-тя по исключительному скудоумию взялся истреблять улики и свидетелей — все, что могло бы пригодиться Амат-тя в расследовании. И Лиат в том числе.

Ота отмахнулся от него и встал, разыскивая глазами плащ.

— С меня хватит.

— Я знаю, кто ты такой, парень. Так что сядь, или я прекращу все твои похождения, и тебе придется остаток жизни бегать от братьев вокруг трона, который тебе даже не нужен.

Ота подумал и сел.

— Так-то лучше. У Гальтского Совета был план объединиться с андатами. Мы, несчастные духи, отправимся на свободу, а гальты тем самым разрушат подпорки, возвышающие города Хайема над всем миром, после чего нагрянут сюда, как в эдденсийский амбар, только более сытый и менее охраняемый. Страшный план.

— Неужели?

— Да. Андаты непредсказуемы. Это нас и роднит — тебя и меня. Да расслабься же, Ота-тя. Можно подумать, я тебе нож к горлу приставил.

— А разве не так?

Андат откинулся назад и обвел жестом пустой дом. В очаге потрескивал огонь, за окном шумел дождь.

— Нас никто не услышит. Все, сказанное здесь, останется между нами, если мы не решим иначе.

— И я должен верить, что ты будешь молчать?

— Нет, конечно. Не глупи. Однако, чем меньше ты скажешь, тем меньше я передам другим, верно? Итак. Амат вот-вот получит желаемое, и ее не остановить. Она — сущий бойцовый пес: вцепится — не оторвешь. А знаешь, что будет, когда она найдет доказательства?

— Она пойдет с ними к хаю.

— Да! — воскликнул андат, хлопнув в ладоши, словно Ота выиграл ярмарочный приз. — А что сделает хай?

— Не знаю.

— Правда? Ты меня огорчаешь. Хай сделает что-нибудь мерзкое, дерзкое и возмутительное. Устроит что-нибудь вроде кары небесной из старых легенд. Мой вариант — это лишь предположение, сугубо частное, хотя я считаю себя довольно сведущим в вопросах неограниченной власти — таков: он направит нашу с Хешаем силу против всех беременных женщин Гальта. Это будет не сложнее, чем извлечь семена из хлопковой ваты. Тысячу семян. Или больше. Кто знает?

— Хешая это убьет, — сказал Ота.

— Не убьет. Согнет пополам, но не переломит. Один ребенок уже погиб прямо перед ним, а на расстоянии трагедии не так ощущаются. Можно и пальцем закрыть гору, если поднести его к глазу. Пара тысяч гальтских выкидышей — неприятно, конечно, но Хешай этого не увидит. Ну, погорюет себе, зальет тоску дешевым вином. А потом займется обучением Маати. И все Хешаево одиночество, отвращение к себе и пожизненная обязанность следить за мной перейдут к нему. Это уже происходит. Хешай любил и потерял, и с тех самых пор терзается виной. С Маати будет то же самое.

— Не будет.

Бессемянный рассмеялся.

— А ты еще глупее, чем я думал! Но пока оставим это. Посмотрим на ближайшее будущее. Я обещаю тебе, Ота Мати: Амат своего добьется. Лиат убьют до того, как хай все узнает, а может, и не убьют, но Амат своего добьется. В Гальте будет кровопролитие. Маати будет страдать до конца дней. Да, и я выдам тебя братьям, хотя с твоей стороны теперь очень низко о том волноваться. По сравнению с чужими бедами это просто мелочь. — Бессемянный замолк. — Ты меня понял?

— Да.

— Усек теперь, что мы должны действовать?

— Мы?

— Ты и я, Ота. Мы можем это предотвратить. Спасти всех. Вот почему я к тебе обратился.

Лицо андата было совершенно серьезно, руки — воздеты в позе мольбы. Ота медленно принял позу вопроса. В ставнях застучал ветер, затылок тронуло холодом.

— Мы можем спасти тех, кого любим. Сарайкет падет, ему уже ничем не поможешь. Город падет, но мы убережем Лиат, Маати и всех младенцев с матерями, которые ко всему этому непричастны. Все, что от тебя потребуется — убить одного типа, который, клянусь, готов сам напороться на нож, если его кто-нибудь подержит. Тебе придется убить меня.

— Так тебя или Хешая?

— Это одно и то же.

Ота встал. Бессемянный поднялся следом. На совершенном лице выразилась боль, поза выражала отчаянную мольбу.

— Прошу тебя! Я все расскажу: куда он ходит, где и когда бывает, сколько вина ему нужно, чтобы упиться до бесчувствия. Всего-то и надо будет…

— Нет, — оборвал его Ота. — Убить? По твоему слову? Никогда.

Бессемянный уронил руки и расстроенно, даже презрительно покачал головой.

— Тогда смотри, как те, кто тебе дорог, страдают и гибнут, кусай локти. Если захочешь передумать, не тяни, радость моя. Амат ближе к правде, чем ей кажется. Времени осталось мало.