Неопалимая - Маргарет Роджерсон Страница 71

Я поняла, что попала в беду, еще до того, как дух закончил принимать форму: закутанная в цепи фигура, широкие плечи которой клонились под тяжестью звеньев. Под его капюшоном не было видно ничего, ни единой вспышки света глаз – лишь темнота. Одной рукой в перчатке он держал колокольчик.

Темный провал под капюшоном обернулся ко мне, в его внимании сквозило чувство мрачного отчаяния, молчаливого сокрушительного осуждения. Я удвоила усилия в поисках двери. Без Восставшего я не могла бороться с ним, только бежать.

Но дух не нападал. Вместо этого он медленно развернулся и посмотрел на Леандра.

Тот немного приподнялся, его бледность в свете свечей казалась болезненной, на лбу блестел пот. Когда капюшон повернулся к священнику, он на мгновение замер, словно увидев в его пустоте нечто ужасное. Затем Леандр словно бы собрался. Дрожащими руками он положил в свою кадильницу свежую порцию ладана и поднял ее вверх, прикрываясь дымом. И оскалил зубы, обагренные кровью.

– Властью своей заклинаю тебя, – прохрипел он. – Подчини ее.

Кающийся медленно обернулся ко мне, словно разочарованный приказом. Демонстрируя огромное нежелание повиноваться, он поднял колокольчик.

Я наконец нащупала пальцами щеколду. Протиснулась в дверь и захлопнула ее за собой как раз в тот момент, когда колокольчик зазвонил. Звук, приглушенный деревом, оказался глубоким, меланхоличным перезвоном похоронного колокола-гиганта, отлитого из железа и удерживаемого цепями. Громыхание впечаталось в меня подобно физическому удару, повалив на колени. Все перед глазами поблекло, став серым.

Меня поглотили муки вины. Я подвела Госпожу. Я уничтожила Восставшего. Без его силы все в Ройшале погибнут, и это была моя вина. Восставший не возвращался.

– Восставший, – взмолилась я, по-прежнему не ощущая ничего.

Он не оставил бы меня, как сделал это после битвы – не сейчас, не так. Не по своей воле. Он больше не оставил бы меня одну.

Когда отзвуки колокольчика стихли, ко мне вернулась способность соображать. Зная, что дверь продержится всего несколько секунд, я заставила себя подняться. Вокруг находились катакомбы, окружая меня со всех сторон нишами с останками. Пошатываясь, я добралась до ближайшей из них и стала перебирать сухие кости, надеясь, что кто-нибудь из священнослужителей был похоронен вместе со своим кинжалом. Ничего. Я перешла к следующей, ощутив, как древний, покрытый паутиной саван рассыпается в пыль от моего прикосновения. Тени разлетелись прочь, унося с собой серебристый свет и взирая на меня с потолка: испуганные лица, разинутые рты.

Дверь открылась как раз в тот момент, когда моя рука сомкнулась на чем-то более твердом и гладком, чем кость. Колокольчик зазвонил снова, безжалостно, затуманивая мои мысли раскаянием. Я выдернула кинжал из ниши, с трудом удержав его в руках, и привалилась к стене. Когда мне удалось поднять глаза, Кающийся шел вперед, Леандр следовал за ним с кадилом в одной руке. Другой он стискивал свое одеяние на уровне сердца.

Священник смотрел на меня, определенно, с мучительным выражением. Из одного его глаза, дрожа, скатилась слеза, влага блестела и на ресницах. Как бы сильно ненависть к Леандру ни кипела во мне, быть под воздействием Кающегося не пожелаешь и врагу.

Я сделала шаг назад, занося кинжал перед собой в попытке защититься. И только тогда заметила, что схватила оружие за лезвие. Пришлось неуклюже поправить хватку, чувствуя себя так, словно меня никогда не учили обращаться с кинжалами.

Кающийся возвышался надо мной. Он не сделал ни единого усилия, чтобы уклониться от кинжала, пока я наносила ему удары снова и снова; раны с серебряными краями затягивались почти сразу. В пустой темноте его капюшона начали проступать очертания: бледное, размытое, нечеткое пятно, напоминающее лицо, прижатое к оконному стеклу ночью. Когда пятна света и тьмы очертились, я разглядела, что за лицо это было – лицо моего младшего брата с широко раскрытыми от страха глазами и распахнутым в крике ртом. Прежде чем я успела поверить в то, что увидела, лик духа превратился в лицо матушки Кэтрин, призрачно-белое и неулыбчивое. Мертвое. Страдание стало подобно камню в груди; я не могла дышать.

Колокольчик звонил все громче и громче. Лицо Кающегося вновь изменилось. Оно превратилось в череп, глазницы которого были завязаны ветхими тряпками: Восставший, которого я уничтожила. Мои колени подогнулись, а зрение заволокло чернотой.

– Давай, – скомандовал Леандр откуда-то издалека, произнося слова сквозь зубы так, словно испытывал невероятную боль.

Кинжал выскользнул из моей руки. Я не помнила, как упала, но оказалась на полу, уткнувшись щекой в пыль, вытянув руку вперед.

Мир перед глазами тускнел, а поле зрения сужалось в точку, пока я не стала различать лишь свою руку. Странно, но на моей ладони появилась рана, которой раньше не было. С трудом соображая, я поняла, что это от кинжала, который я держала за лезвие. Моя покрытая шрамами кожа не чувствовала боли, но освященная сталь обожгла меня.

Невероятно, но рубец был на месте. И его существование могло означать только одно.

– Восставший, – позвала я. – Направь меня.

Без колебаний притаившееся во мне усталое и разбитое существо собрало остатки мощи, чтобы повиноваться. В мои вены, конечности и сердце хлынула сила. Когда я встала, все вокруг в моих глазах вспыхнуло белым. Я видела Кающегося, залитого светом в сотни раз ярче его собственного, ветхий капюшон, который в конце концов оказался пуст, а затем я шагнула прямо сквозь него.

Туман вокруг меня рассеялся. По моему плащу заплясали серебряные языки пламени, озаряя катакомбы своим сиянием и изгоняя теней.

Леандр лежал на земле, прислонившись к стене. По его запрокинутому лицу текли слезы. В глазах я различила ярость, стыд и ужас, смешанные с мучительной, страшной тоской. Что он мог ошибиться, что перед ним не Артемизия Наймская, а святая Артемизия. Он судорожно вздохнул и попытался подняться, но тут же осел обратно. Его глаза закрывались, он был на грани потери сознания.

– Убей его, – прошептал голос.

Я застыла. Приказ прозвучал так, словно его вдохнули прямо мне в ухо: не столько голос, сколько сквозняк из вскрытого склепа, шелест ткани, стелющейся над могилой.

– Если ты оставишь его в живых… – продолжал голос, шепча словно со смертного одра, но на этот раз я узнала его.

– Восставший, – одернула я.

Дух не ответил – он истратил последние силы. Свет померк, серебристое пламя пошло на убыль, стекло вниз, а затем угасло, снова погрузив туннель в тень. Леандр потерял сознание, из его носа струйкой потекла кровь.

Из склепа донесся лязгающий звук: дверь наверху открыли, отодвинув щеколду. Кто-то приближался. Даже если каким-то чудом никто не почувствовал Восставшего, та монашка в вышитой ризе могла отправиться за помощью. Необходимо принять решение, и быстро.

Я наклонилась, чтобы поднять кинжал. И могла бы убить им Леандра. Это было несложно. Я точно знала, куда нужно приставить острие и как сильно надавить. При определенных условиях я бы не стала колебаться. Но клирик не склонялся над алтарем, собираясь пробудить зловещий ритуал. Он никому не причинял вреда; даже не был в сознании, чтобы защитить себя. Мне пришлось бы убить его, пока он лежал беспомощный и истекающий кровью, беззащитный, привалившись к стене подземелья, точно святой мученик.