Сияющая цитадель - Дэвид Эддингс Страница 71

— Как же можем мы вытеснить вас и захватить ваши земли,о Сефрения из Илары? Прикованы мы к озеру и не можем надолго покидать его воды.Да и покорность ваша была бы нам ни к чему, ибо нас уже не будет здесь. Мыуйдем к свету и сами станем светом. Моя Ксанетия, что некогда станет анарой,могла бы уже теперь слиться со светом, однако те из нас, что еще не достиглиподобного совершенства, удерживают ее здесь. Когда мы умрем, ничто более непринудит ее оставаться здесь, и она поведет дэльфов к звездам, дабы обитать тамвместе с Эдемусом, что задолго до нас ушел туда приготовить нам обиталище.

— Где вы станете богами, — презрительно фыркнулаСефрения.

— Слово сие бессмысленно, Сефрения из Илары, —тихо сказала Ксанетия. — Все мы, боги либо люди, стремимся к единой цели.Эдемус ушел прежде нас, а мы уйдем прежде тебя. С любовью будем ждать мы твоегоприхода и простим тебе все зло, что ты причинила нам.

— Простите меня? — вспыхнула Сефрения. Сама тогоне замечая, она перешла на архаическое наречие стириков. — С презрениемотвергаю я ваше снисходительное прощение! Никогда я не прощу вас, ниже вашегопрощения не приму!

— Однако же примешь, Сефрения, — возразила сияющаяженщина. — Ныне уже сердце, что бьется в твоей груди, полно сомнением. Двачувства терзают тебя, нежная Сефрения. О, я хорошо знаю тебя, и ведомо мне, чтоненависть твоя, точно зимняя стужа, крадется впотьмах, таясь в затемненныхуголках твоей души. Истинно говорю тебе, что стужа сия растает в солнечномтепле любящего твоего нрава — как оттаивает ныне, причиняя мне немалую боль,ненависть, что обитает в моей душе. Однако не обманись, о Сефрения из Илары,ибо я ненавижу стириков так же сильно, как ты ненавидишь дэльфов. Тысячелетиявражды не так-то легко преодолеть. Я ненавижу коварных стириков, однако не всилах ненавидеть тебя. Мне ведомо сердце твое, дорогая сестра, ибо оно таксходно с моим. Настанет час, когда мы обе отречемся от ребяческой этойненависти и между нами воцарятся мир и согласие.

— Никогда!

— »Никогда», дорогая сестра, — это очень и оченьдолго.

— По-моему, мы отвлеклись, — вмешалсяСпархок. — Насколько я понимаю, долина не будет запечатана вечно?

— В сем нет нужды, Анакха, — ответил анари. —В час, когда мы уйдем, снимет Эдемус проклятие с озера, и станут его водыобычными. Тогда люди смогут приходить в эту долину без боязни.

— Я должен сказать тебе, что уж если Беллиом запечатаетвашу долину, он сделает это наверняка. Могу дать тебе слово, что ни один дэльфне сможет ее покинуть. Если вы собираетесь превратиться в лунные лучи илисолнечный свет, это, конечно, не будет вам помехой, но, если втайне вы задумаличто-то еще, — можете сразу отказаться от этого намерения. И, если этот вашЭдемус вынашивает какие-то планы отмщения стирикам, передайте ему, что лучше быему этого не делать. Для Беллиома любой бог — на один зуб, в чем на собственнойшкуре убедился Азеш. Ты все еще хочешь, чтобы я запечатал вашу долину?

— Да, — без колебаний ответил Кедон.

— Что скажешь, Сефрения? — спросил Спархок. —Устроит тебя такое ручательство?

— Они все равно попытаются обмануть тебя, Спархок. Этоковарный народец.

— Сефрения, ты знаешь Беллиом — наверное, даже лучше,чем знаю его я. Неужели ты всерьез думаешь, что кто-то, будь то человек илибог, в силах обмануть его? Если я велю ему запереть дэльфов в долине и никогодругого не допускать в нее, никто не сможет обойти этот запрет — ни ты, ниАфраэль, ни Эдемус, ни даже Бог эленийцев. Даже если все боги этого мира идругих миров соберутся вместе, им не одолеть волю Беллиома. Если я запечатаюэту долину, так и будет. Даже птицы и черви не смогут покинуть ее. Это тебяудовлетворит?

Она отвернулась.

— Мне нужен ответ, матушка, и я не намерен ждать егоеще год. Тебя это удовлетворит?

— Ты отвратителен!

— У меня сейчас слишком много забот. Подумай и дай мнезнать, что ты решила. — Спархок повернулся к анари. — Ну что ж,теперь я знаю, чего хотите вы. Следующий вопрос — что достанется мне? Что яполучу от нашего соглашения?

— Нашу помощь в борьбе с врагами, о Анакха.

— Это слишком расплывчато, Кедон. У меня есть Беллиом.Что именно можете вы сделать для меня, чего я не в состоянии сделать сам?

— Тебе недостает согласия с сим камнем, Анакха. Ты всилах принудить его подчиниться, однако мало он любит тебя и порой нарочитоошибается, исполняя твои мысли, — как было, когда перенес он тебя иБогиню-Дитя в Дэмос, хотя желал ты оказаться в Дэле, что в Южной Арджуне.

— Откуда тебе это известно? — ошеломленно спросилСпархок.

— Твой разум открыт мне, Анакха, как открыты разумывсех людей в мире. Такова одна служба, что мы могли бы сослужить тебе. Разве нестало бы тебе подспорьем знать помышления твоих врагов?

— Это верно, Кедон, но есть и другие способы добывать улюдей правду.

— Однако те, кто подвергнут пытке, знают, что ихпытали, и знают, что именно они открыли тебе. Наше умение действует болеетонко.

— Он прав, Спархок, — подал голос Келтэн. —Скажи, Кедон, о чем я сейчас думаю?

— Тебя, сэр рыцарь, тревожит то, что принужден тыбудешь лишить жизни Ксанетию, буде мы окажемся обманщиками. Ты же питаешь к нейискреннюю приязнь.

— Это правда, — признал Келтэн, обращаясь к своимдрузьям. — Я думаю, эти люди и впрямь умеют читать мысли.

— Обладаем мы и иными талантами, господа рыцари, —продолжал Кедон, — и охотно поставим их вам на службу в обмен за то, чегомы хотим от вас. — Он с некоторой грустью взглянул на Сефрению. —Боюсь, когда я открою вам природу наших талантов, тебе сия истина причинит больи еще более ожесточит твое сердце против нас, дорогая сестра.

— Не смей меня так называть! Моя ненависть к тебе итвоим сородичам и так уже тверда, как гранит.

— Сие неправда, Сефрения из Илары, — возразилаКсанетия. — Смятение царит в твоей душе оттого, что, впервые повстречавнас, не нашла ты в нас зла. Всеми силами стараешься ты поддержать вражду, чтопроистекает скорее из долга перед народом твоим, нежели от личной твоей злобы.Признаюсь, что и сама я также смятена. Меня влечет полюбить тебя, подобно как итебя влечет любовь, но не ненависть.

— Прекрати! — вспыхнула Сефрения. — Уберисвои грязные лапы из моих мыслей!

— Вот упрямица, — пробормотал Улаф.