Парящая для дракона - Марина Эльденберт Страница 71

— Безумно рад, что с тобой все в порядке, малыш.

— Эй! — я возмущенно фыркаю. — Я уже не малыш!

Он отстраняется, заглядывает мне в лицо. В глазах смешинки.

— Даже не сомневался, что ты это скажешь. Пойду приготовлю обед. — Отец потирает лоб и поднимается. — Хотя сто лет этого не делал и не уверен, что это можно будет есть.

— Пойдем вместе, — я поднимаюсь вслед за ним.

— Тебе лучше отдыхать!

— Пап! — возмущаюсь я. — Со мной все в порядке, ты правильно сказал. Танцевать я пока не могу, это правда, но на этом все.

Отец вздыхает, а я вздыхаю, а точнее, выдыхаю, когда заглядываю в холодильник.

— Папа! У тебя же совершенно нечего есть!

— Да все руки не дойдут пригласить домработницу, — говорит он. — Тем более что я почти круглосуточно в офисе…

— Круглосуточно в офисе! — передразниваю я. — Скажу Ингрид, что ты превратил наш холодильник в пустошь. Продукты-то хоть есть?

В морозильнике, к счастью, есть. Поэтому я вытаскиваю все то, что можно приготовить быстро, и мы вместе принимаемся за готовку. Учитывая, что наши с отцом кулинарные таланты примерно на одном уровне, то есть ноль одна десятая и немножечко сотых, получается достаточно весело. Особенно отпрыгивать от сковороды с шипящим маслом: это здорово развивает реакцию.

Когда мы заканчиваем с готовкой, на столе две подозрительные тарелки. В смысле, приготовленное на них выглядит подозрительно, и мне почему-то смешно при мысли о том, что бы об этом сказал Дораж.

Кажется, у отца примерно такие же мысли.

— Внешний вид не главное, правда? — Он смотрит на меня. — Главное, чтобы было вкусно.

Видеть Юргарна Хэдфенгера таким — немного растерянным, в фартуке поверх костюма, домашним, очень непривычно. Но мне почему-то кажется, что именно таким он был рядом с мамой.

— Пригласи домработницу, пап, — говорю я, когда мы садимся за стол.

— Обязательно.

— Прямо сегодня! Найди время. Не думаю, что для этого нужно два часа.

— Приглашу. — Он улыбается и пробует. — Вкусно!

— Правда?

Приготовленное нами оказывается действительно съедобным (что меня очень радует), хотя у меня такое чувство, что половину вкуса ему придают наши с отцом теплые посиделки и то, что мы вместе прыгали по кухне, создавая этот шедевр горячего. Салатик, в общем, тоже ничего, его я сделала на скорую руку, но получилось интересно. Кажется, именно из-за соуса, в который я, помня о наставлениях Доража, капнула липонового уксуса.

— О-o-о! — говорит отец, когда принимается за салат. — Что это?

— Это секрет. — Я смеюсь. — Рада, что нравится.

Какое-то время мы едим молча, потом отец смотрит на часы.

— Мне скоро убегать, Лаура. Справишься тут без меня?

Я складываю руки на груди.

— Па-ап.

— Ладна, ладно. — Он машет рукой. — Все в порядке, я понял.

— Вот именно. А у тебя все в порядке?

Отец вопросительно смотрит на меня.

— С клиентами. Помнишь, ты говорил, был какой-то проблемный.

— А, — он на мгновение хмурится, но тут же кивает, — да. Он понял, что я с ним работать не стану.

— Ну и хорошо, — подпираю ладонями подбородок

Мы болтаем обо всем подряд, и кажется, такого теплого общения у нас не было уже лет десять, если не больше. Потом отец действительно быстро собирается, я целую его в щеку в холле, и он убегает.

А я остаюсь.

Хожу по квартире, понимая, насколько соскучилась по нашим семейным вечерам. Все-таки в этих ужинах Ингрид что-то действительно было.

Посудомоечная машина заканчивает работу, и я устраиваюсь на диване, чтобы немного отдохнуть. Просыпаюсь уже от звонка Торна.

— Готова? — спрашивает он

Как-то очень просто. Я бы сказала, слишком, но в этой простоте есть нечто очень притягательное для меня. Безумно притягательное, я бы сказала.

— Готова, — отвечаю, потягиваясь.

— Через пятнадцать минут я у тебя.

Он у меня через четырнадцать минут и двадцать три секунды, я ради интереса запустила секундомер. Но ему сказать об этом забыла, потому что как только его ладонь касается моей, во мне вспыхивает пламя. Не знаю, как свое пламя чувствуют иртханы, но я свое — очень и очень остро. Огненными искрами по телу, от которых становится жарко, как в летний зной.

Я сжимаю ладонь, чтобы это скрыть, но мне кажется, что он видит меня насквозь. По крайней мере, в синих глаза мерцают ледяные искры, как отражение тех, что чувствую я. Сколько времени прошло с того дня, когда меня ужалило наше первое прикосновение? Я уже смутно помню. Я вообще смутно помню что-то, когда смотрю ему в глаза, поэтому уже в следующее мгновение отвожу взгляд.

— Как дела в Айрлэнгер Харддарк? — интересуюсь как ни в чем не Бывало.

— Превосходно.

Мы спускаемся к флайсу, и попавшийся нам по дороге сосед выразительно сворачивает голову в нашу сторону.

— Ты так быстро освободился?

— Образно говоря, я никогда не бываю свободен. Но к счастью, у меня есть возможность работать удаленно.

Мы садимся во флайс, и звуконепроницаемая перегородка отделяет нас от водителя и сопровождающего нас мергхандара. Я только-только начинаю выделять его среди остальных, потому что они все как на подбор, но этого что-то неуловимо выделяет. То ли манера держаться ближе, когда остальные на отдалении, то ли привычка держаться дальше, когда другие, наоборот, приближаются.

— Это твой начальник службы безопасности? — интересуюсь я, когда мы поднимаемся в воздух.

— Крейд? Нет. Он правая рука Стенгенберга.

— А Стенгенберг — это…

— Это начальник моей службы безопасности. И мой первый заместитель.

Я успеваю только подумать, как так получилось, что я ни разу не видела этого Стенгенберга при всей его важности, когда Торн пересаживается ко мне.

— Ты правда хочешь говорить о делах, Лаура? — спрашивает он.

— М… — тихо отвечаю я.

Потому что сейчас пламени во мне становится еще больше. Невольно вспоминаются и его слова о том, что его пламени хватит на нас двоих.

— Устала? — негромко спрашивает он.

Я хлопаю глазами.

— Ты выглядишь сонной.

— А… да. Я немножко спала.

— После экстренного восстановления такое бывает. Сначала адреналин и эйфория, потом откат. — Он гладит меня по волосам. — Спи дальше.

После чего просто притягивает меня к себе. Настолько легко и естественно, как будто я всю жизнь спала у него на плече. Сама эта мысль оглушает настолько, что я дергаюсь, но дракон этого, кажется, не замечает. Я же сама не замечаю, как расслабляюсь в его руках и закрываю глаза.