Троя. Падение царей - Дэвид Геммел Страница 70

Острая боль от вонзившихся в ногу зубов привела его в чувство, и Одиссей понял, что лежит на грязной земле далеко от поля боя. Один из его моряков, могучий боец Леукон, зашивал рану на его бедре, толстые пальцы моряка неуклюже орудовали иглой и пропитанной кровью нитью. Три дня назад Леукон сломал ногу и не мог сражаться. Теперь он неуклюже сидел, и было видно, какую мучительную боль доставляет ему сломанная кость.

Одиссей сел.

— Дайте мне вина, кто-нибудь! — приказал он, и ему протянули кубок.

Он осушил его, попросил второй и нетерпеливо наблюдал, как Леукон завязывает стежки. Кровь больше не текла, и Одиссей почувствовал, что вино его оживило.

— Обратно в битву, Леукон, — сказал он.

— Да, мой царь, — ответил огромный воин и попытался подняться.

— Да не ты, дурак! Я!

Одиссей начал было вставать, но чья-то рука удержала его за плечо, и холодный голос сказал:

— На сегодня твоя битва окончена, Одиссей.

Он посмотрел вверх и увидел Агамемнона. С огромным трудом Одиссей все-таки встал, пытаясь не обращать внимания на резкую боль в плече и на боль натягивающих кожу стежков на бедре.

Микенский царь был прав. Одиссей чувствовал себя слабым, как котенок, и ему потребовалась вся сила воли, чтобы удержаться на ногах.

Они посмотрели на поле боя с возвышенности перед главным земляным укреплением. Утреннее солнце выжгло туман, и Одиссей мог ясно разглядеть равнину впереди. Там кипела рукопашная, пешие воины обоих сторон отчаянно сражались, ни одна из сторон не уступала другой. Вся конница Агамемнона развернулась слева и ударила в правый фланг врага, заставив Гектора привести туда всю Троянскую конницу. Одиссей видел, что троянцы здесь одерживают верх, заставляя всадников Агамемнона отступать к реке. «Радуйся своим успехам, пока можешь, Гектор, друг мой», — подумал он.

Посреди моря сражающихся Одиссей разглядел группу одетых в черное воинов, вонзающихся, как наконечник стрелы, в троянскую пехоту.

— Ахилл и его мирмидонцы дерутся без доспехов, — сказал он сердито.

Всю долгую ночь, пока составлялся план атаки, западные цари соглашались, что как только поднимется тревога, лучшие отряды вернутся и наденут доспехи. Ахилл, в пылу боевого безумия, отмел эту договоренность и продолжал сражаться.

— Он ни за что не выживет! И его люди не покинут его. Он обрекает всех их на гибель!

— Это будет обидно, — ровным голосом проговорил Агамемнон.

Одиссей посмотрел на него, и в груди царя Итаки полыхнула ярость.

— Тебе наплевать на всех, микенец? — зло спросил он. — Ахилл сражается на твоей войне!

Агамемнон повернулся и посмотрел на Одиссея; темные глаза микенца были холодными и пустыми, как зимнее небо.

— Ахилл сражается ради славы Ахилла, — сказал он, и Одиссей знал, что это правда.

Солнце медленно вставало, а битва продолжала кипеть.

Одиссей видел, что западных воинов постепенно теснят назад, и Ахиллу с его отрядом грозит опасность быть окруженными. Взглянув на солнце, теперь поднявшееся над горизонтом, Одиссей начал тревожно наблюдать за местностью к югу, вдоль речной долины. В конце концов он увидел далекие точки: к ним во весь опор скакали конники. Передовой всадник обогнул поле боя, галопом поднялся наверх и спрыгнул с лошади перед Агамемноном.

— Они идут, господин! — выдохнул он.

— Давно пора, — удовлетворенно сказал Царь Битв.

Солнечный свет заблестел на наконечниках копий сотен марширующих людей, на флангах которых ехала конница — новая армия приближалась к Трое. Одиссей снова посмотрел на битву впереди. Троянцы, находившееся в низине, пока не видели новой угрозы.

Конница приближающейся армии пустилась галопом, нацелив копья, направляясь прямо в незащищенный фланг троянской пехоты. Осознав теперь, что им угрожает, утомленные боем троянцы отчаянно попытались перестроиться, чтобы повернуться к атакующим лицом, но, когда всадники в доспехах врезались в них, последствия были ошеломляющими. Десятки людей пали под копытами лошадей.

Гектор действовал быстро. Его фригийские лучники, находившиеся на дальнем конце поля битвы, начали раз за разом выпускать стрелы в приближающихся пеших воинов. Стрелы отскакивали от щитов и конических шлемов, но некоторые воины рухнули, а другие споткнулись о них.

Троянская конница оказалась далеко, на другом конце поля, но по приказу Гектора половина его всадников отделилась и галопом помчалась, чтобы встретить нового врага.

Сам Гектор ударил пятками в бока своего огромного боевого коня и ринулся на вражескую конницу. Когда он приблизился, несколько всадников устремились к нему. Его меч смел первого всадника с коня; второй верховой упал, когда меч Гектора, которым тот орудовал с испепеляющим гневом, раскроил череп врага. Потом в грудь жеребца Ареса воткнулось копье, и он рухнул, сбросив Гектора на землю.

После этого Одиссей Гектора уже не видел.

Расстроенный, он перевел взгляд на командира только что прибывшей армии: окруженный своими телохранителями, тот ехал вверх по склону, к ним.

— Что ж, Кайгонес, — заметил Одиссей, когда ликийский царь остановил лошадь, — сегодня ты не вступаешь в бой?

Толстый царь снял с головы шлем и холодно улыбнулся.

— Тебе бы следовало быть более благодарным, итакиец, — ответил он. — Во время нашей последней встречи ты открыто признался, в какое возмущение тебя приводит смерть одного человека, простого моряка. А теперь ты и твои товарищи-цари просите меня помочь вам убить тысячи людей. Где же твоя благодарность?

Он спешился и передал поводья одному из своих людей.

— Все наши поступки имеют последствия, Одиссей. Запретив своим кораблям приходить к моим берегам из-за смерти одного моряка, ты и Геликаон нанесли удар Ликии, причинили огромный ущерб нашей торговле, обескровили нас. Мои люди пострадали, и впервые за целое поколение дети зимой умирали от голода. А когда Агамемнон нашел во мне союзника, ты удивился, что я не чувствую верности к Геликаону и к его кровному родственнику Приаму?

Одиссей не ответил. Он снова повернулся к полю боя и услышал, как заиграл рог Гектора — два коротких звука повторялись снова и снова, давая сигнал к отступлению.

«Хорошо, — подумал Одиссей. — Ты не можешь победить, Гектор. Равнина Скамандера принадлежит нам. Отступай в боевом порядке, пока можно».

Но троянцы сражались на каждом шагу, защищая своих раненых, пока медленно отходили к реке и к перекинутым через нее четырем мостам, ведущим в относительно безопасное место.

По деревянным мостам успело отступить не больше сотни воинов, когда среди них, как огромный факел, вспыхнуло яркое пламя. Весь мост разом запылал, и запылали находившиеся на нем люди; они вопили и метались в муке.