Пиратика-II. Возвращение на Остров Попугаев - Танит Ли Страница 70

Они глядели на нее в тревоге и смятении, не веря своим глазам.

— Старайтесь изо всех сил, — напутствовала их Артия Стреллби.

И в наступившей тишине ушла в капитанскую каюту. Дирк метнул нож в грот-мачту.

— Бот до чего она нас довела. От всех принципов отошли. Феликс был прав. Молли перевернулась бы в могиле.

Но Честный с белым попугаем на плече мягко коснулся руки Дирка.

— Нет, мистер Дирк. Молли сейчас в раю. Так что она не перевернется.

И вот теперь Артия стояла в каюте и через стекло иллюминатора смотрела на темнеющее море, по которому рассыпались огни бесчисленных кораблей.

После той ночи, когда она вспомнила слова Эбада и поняла, что значит тошнота, которую она поначалу приняла за морскую болезнь, Артия глубоко ушла в себя. Ох, как нелегко было снова вынырнуть на поверхность!

Как же она сразу не догадалась?

По правде сказать, ее организм всегда вел себя непредсказуемо, а уж в море и вовсе переставал обращать внимание на часы и календарь. Так что она решила, будто ее тело всего лишь вновь показывает свое привычное своеволие.

Теперь она обязана думать не только о себе. Их стало двое — она, Артия Стреллби, и ребенок, которого она носит под сердцем. Этот малыш — частица ее самой, а кроме того — частица Феликса. И, поскольку сама Артия — плоть от плоти Молли, он еще и частица Молли. Этот младенец соединяет в себе самых дорогих для Артии людей.

«Я больше не одинока. Впервые за всю мою взрослую жизнь…»

Такие мысли навещали Артию после того, как схлынула волна первого испуга и тревоги.

«И, хоть Феликс меня и бросил, я всё же, можно сказать, вернула его себе».

События внешнего мира потеряли для нее всякое значение. Но так нельзя. Ее угораздило затесаться в битву, которая обещает стать великой и страшной.

«Мама, что мне делать?»

— Позаботься о себе, — прозвучал в голове у Артии голос Молли. — Как ты думаешь, почему я так долго оставалась с твоим мерзким отцом Уэзерхаусом? Чтобы заботиться о себе и о тебе.

Артия невольно положила руку на талию. Пояс и брюки давно стали тесноваты — но она приписывала это тому, что они якобы сели от соленых морских брызг. Смех да и только. Вот тебе и Артия. Умница-разумница. Надо же быть такой дурой!

— Все будет хорошо, малыш, — ласково сказала она. — Просто отлично. И дни будут солнечными. Вот увидишь.

В тот вечер на палубе дежурил Честный Лжец.

Честному мир всегда представлялся немного загадочным и чудным местом. Но теперь, когда Артия снова стала самой собой, у него полегчало на душе. Он уже давно знал то, о чем Артия догадалась только сейчас. Просто знал — и всё. Откуда — он и сам не понимал. С ним нередко такое случалось. И он предпочитал никому ничего не говорить.

А над бизань-мачтой весело кружились Планкветт и Моди.

В камбузе Вкусный Джек готовил ужин. Он показал Честному свои яства — мясной суп с овощами, блинчики с жареными бананами, отварную рыбу с лаймом, солью и орехами, и пирог, черный от рома и украшенный белым сахаром.

— Сынок, — сказал Джек Честному Лжецу. — Старайся всегда четко знать, где ты находишься. Полезно.

— А вы сами? — спросил его Честный. — Знаете?

— Да. Когда-нибудь мы снова встретимся. Только позаботься о моей птичке. В ней скрыты такие таланты, о которых даже ты не догадываешься.

На соседнем корабле — кажется, он назывался «Драчун» — два десятка хриплых глоток выводили «Правь, свободная Ангелия». Им аккомпанировали три скрипки, настырные, как визг рассерженных свиней.

А на двух кораблях, стоявших чуть подальше, оркестры и команды старались перекричать их, дружно завывая воинственную песню «Ангелия, вперед!».

На всех пушках до единой, во всю ширь и мощь ангелийского флота, мелками было выведено: «ПОБЕДА ИЛИ СМЕРТЬ!».

Да, настроение царило боевое. Франкоспанцы, если их не остановить, вторгнутся в Ангелию и уничтожат ее, как и грозился их король. Нас ждет битва не на жизнь, а на смерть. Но если мы ее выиграем, ход истории переменится.

Ангелия, вперед!

Свободный народ!

Смело в бой пойдем!

Пушкой и штыком

Одолеем всех врагов!

Прочь от наших берегов!

Ангелия, вперед!

Свободный народ!

* * *

Франкоспанский флот переместился на восток, к устью пролива, чтобы там, в темноте ночи, начать подготовку к бою.

Но в нескольких милях отсюда, в открытых водах Аталантики, четыре ангелийских пятнадцатипушечных фрегата повстречали пять подобных им франкоспанских кораблей.

Сгустились сумерки, и над потемневшим морем выстроились две вереницы красных звезд.

Дружно рявкнули двадцать восемь франкоспанских пушек, им в ответ гаркнули двадцать шесть ангелийских.

Чугунные когти разорвали море в клочья. Огненные полосы наполнили океан облаками дыма, в которых снова и снова загорались бесчисленные вспышки. Так всегда шли морские бои в те времена — корабли выстраивались в длинные шеренги бортами друг к другу и что было мочи палили из пушек. Кое-где упали обрубленные мачты. По одному судну с каждой стороны получили пробоины.

Внезапно из клубящейся мглы, с юго-запада, надвинулся зловещий черный силуэт. Неведомый корабль без колебаний вошел в пространство между двумя рядами фрегатов, будто не замечая летящих вокруг него ядер.

Любое судно, отважившееся так нагло вторгнуться между враждебными кораблями в разгар боя, рисковало быть вдребезги разбитым выстрелами с обеих сторон.

Но только не этот черный странник. Окутанный сетями, будто паутиной, он оказался мгновенно узнанным всеми капитанами.

Франкоспанцы закричали: «Мюзеле вотр канон! Тенеле!» [9]

Спанцы: «Амордазад вуэстрос канонес!» [10]

— Прекратить огонь! — прозвучал, наконец, приказ на ангелийских фрегатах.

На самом дальнем из франкоспанских кораблей всё же тявкнула одинокая пушка. Ядро зашипело, упало в воду и исчезло. Храброе орудие тотчас умолкло.

И наступила тишина.

Между двумя шеренгами шел черный корабль, безмолвный, призрачный. Без единого огня. В напряженной тишине военные суда безропотно пропустили его к проливу Джибрал-Тар.

Как ни странно, но и франкоспанский флот, стоявший на якоре неподалеку, тоже пропустил черный корабль. Тот остановился ненадолго, чтобы передать в родные руки спасенных франкоспанских моряков. Франкоспанцы приняли соотечественников. Сейчас они были рады каждому обученному бойцу. К тому же не дело это — ссориться с «Вдовой».