Сын Чернобога - Сергей Шведов Страница 70

Угры, пресыщенные добычей, захваченной на землях Русалании, на крепость Варуну не пошли. Судя по всему, князь Олег верно разгадал замысел каган-бека Вениамина, который с помощью угров собирался обуздать Киев, превращающийся в центр огромной империи. Надо полагать, усиление славян встревожило и Константинополь, а тамошние патрикии обязательно найдут общий язык с рахдонитами.

Рулав с высокого холма наблюдал за продвижением войска, растянувшегося на несколько верст. Особенно поразило его обилие телег, а также присутствие среди угров женщин и детей. Это было мало похоже на обычный набег кочевников, скорее всего, с обжитых мест тронулось все племя. Знать бы еще, чьи земли пообещал своим новым союзникам каган-бек Вениамин. Уж не славянские ли? А может быть, печенежские? Один раз угры уже вытеснили печенегов с земель отцов, так почему бы им не сделать это еще раз? Тем более что пастбища в низовьях Днепра куда богаче травами, чем в низовьях Волги.

Возможно, угры заметили одинокого всадника на холме, но особенного беспокойства по этому поводу не выказали. Не испугались бы они, судя по всему, и сводной киево-русаланской дружины в пять тысяч всадников, которую выделили Рулаву князья Олегаст и Данбор. По прикидкам Рулава, войско угров было даже больше, чем предполагалось поначалу, – никак не меньше семидесяти-восьмидесяти тысяч лихих наездников. Вступать с ними в открытую битву было бы чистейшим безумием, да никто и не ставил перед Рулавом такой задачи. В его обязанности входило время от времени тревожить угров из засад, затрудняя их продвижение и тем самым давая Киеву возможность изготовиться к обороне.

Первая такая засада поджидала угров у переправы через реку, сильно усохшую в эту пору, названия которой Рулав не знал, а спросить было не у кого. Скифы и славяне, узнав о нашествии жестоких кочевников, бежали из родных мест, увозя имущество и угоняя скот. К сожалению, далеко не всем удавалось уйти от жадных угров, которые преследовали убегающих, рассыпавшись по степи небольшими ватажками. Этих разбойников, отбившихся от своих, дружинники Рулава истребляли без пощады, мстя им за разоренные городки.

Передовые угры уже подъезжали к реке, а хвост их войска утопал в пыли где-то у горизонта. Рулав очень хорошо видел, как кони, утомленные переходом, припадали к воде, а их беспечные наездники спрыгивали на землю, дабы размять затекшие ноги. Именно в этот момент на них из ближайшего лесочка, растущего на противоположном берегу речки, обрушился град стрел. Это постарались лучники Рулава, бившие зазевавшихся врагов на выбор. Не менее сотни угров распрощались с жизнью, а дальше случилось и вовсе нечто удивительное.

Всадники, взявшиеся невесть откуда, обрушились на угров столь стремительно, что те даже не успели развернуть им навстречу своих коней, Рулаву прежде не доводилось наблюдать такой рубки. Нападающих русов было чуть более двух тысяч, но они без труда обратили в бегство передовую ватагу угров, насчитывающую вдвое большее количество людей. Самое время русам было поворачивать коней, ибо угры уже пришли в себя и перестраивались в лаву для ответного удара, но они словно не замечали этого и продолжали преследовать бегущих, рубя их без пощады.

Так же на полном скаку русы врубились в угорскую лаву, превосходящую их по численности по меньшей мере в десять раз. Это было чистое безумие, добровольная жертва во славу Белобога, ибо возможности выйти из битвы живыми у русов не было. Они и не вышли, хотя и прорубили в рядах угров широкую просеку. К тем со всех сторон спешили подкрепления, и очень скоро русы исчезли в клубке людей, облаченных в бараньи шкуры.

Рулав скрипнул зубами и выругался на родном наречье. Помочь отчаянным русам он не мог. Его люди были слишком далеко от места их последней битвы. Но даже если дружинники стояли бы за его спиной, то он не стал бы посылать их на верную смерть хотя бы потому, что жертв славянским богам сегодня и без того было принесено достаточно.

Угры задержались у реки на целые сутки. Они похоронили своих убитых и лишь потом, выслав вперед многочисленные дозоры, двинулись с места. У Рулава наконец появилась возможность с почетом проводить в страну Света погибших русов, проявивших столько отваги и безрассудства.

– Зачем они это сделали? – спросил Рулав у Доброги.

– Видимо, были на то причины, – глухо отозвался тот, разглядывая убитых. – Это русы Ратмира. А вон и он сам.

Доброга опознал не только Ратмира, но и Огнеяра, и Голубца. Рулав снял с головы шлем и молча поклонился павшим. Наверное, князь Олег не одобрил бы задержки, но и уйти с поля битвы, не похоронив павших, воевода не мог. Его не поняли бы ни киевские мечники, ни русы Доброги.

– Похоронить их с честью, – распорядился Рулав. – Эти люди уже нашли свою дорогу в страну света.

Князь Богдан и ган Кончак от разоренной крепости Басара отправились в далекую Тмутаракань.

Кончак не оставил родовича в беде – помог и деньгами, и дельным советом:

– Все еще только начинается, князь, и для тебя, и для меня.

Добравшись после трудного и долгого пути до благословенной Матархи, князь Богдан очень скоро понял, что потеряно действительно далеко не все. Князь Биллуг принял беглого собрата как равного, крепко обнял на виду у ближников, троекратно расцеловал в уста и выделил для постоя столь роскошный дворец, что у ближников князя Богдана даже дух перехватило от восхищения. Прежде им таких дворцов видеть не доводилось, не говоря уже о том, чтобы в них жить. По преданиям, столь удивительный город вот уже много столетий стоял на этой благословенной земле, накопив за это время несметные богатства, часть из которых можно увидеть и даже потрогать, но остальное было надежно скрыто от чужих завидущих глаз. Кормили Богдана, его ближников и даже мечников с золота и серебра, да еще такими изысканными яствами, о которых радимичи прежде и не слыхивали. А о винах и разговора не было – пей не хочу.