Молот Времени. Право сильного - Сергей Лисицын Страница 70

– Какие и в каком порядке? – ядовито спросил маг.

– Совершенно все равно, – пренебрежительно махнул я рукой.

– Простите? Как вы сказали? Все равно?! – маг кипел от едва сдерживаемого бешенства.

– Конечно. Расположение кристаллов в моей Гексаграмме может быть самым разным. Но выберите кристаллы большие, яркие, издалека заметные. Это важно

Гаэларих воздел руки к темнеющему небу и безмолвно потряс, – видимо, призывая обитателей небесных чертогов в свидетели поругания святых основ магических наук. Но я-то знал, что делаю...

Наконец Великая Гексаграмма Хигарта была закончена. Запасы возмущения у Гаэлариха тоже закончились. Стоял, молча и сумрачно наблюдал за происходящим, но наверняка готовился излить новый поток желчи, едва станет очевидным неизбежный, по его разумению, провал.

Правда, когда я подтащил к одному из готовых вспыхнуть костров так называемый гонг, маг возмутился:

– Металл магического камертона деформируется от сильного жара! Он же звук потеряет!

– А-а, так это камертон... Кто бы мог подумать... – удивился я и приказал вбить несколько подальше кол с перекладиной, служащий для подвешивания гонга-камертона.

Стемнело... Самое время начинать Великий Ритуал Хигарта.

...Носильщиков, всех без исключения, я выстроил вокруг своей Гексаграммы. М΄гану стояли не с пустыми руками: у некоторых небольшие барабаны, у других – погремушки из высушенных тыкв, у остальных – трещотки, прикрепляемые обычно к древкам копий: дабы потрясая ими, наводить ужас на врагов. Мооруну была доверена почетная роль ударника при гонге-камертоне.

Отбивая ладонями ритм на коленях, я показал, какой именно незамысловатый мотив надлежит изобразить. Что-что, а лупить в барабаны и чувствовать ритм великие воины болот умели замечательно.

Затем, по моей команде, три человека одновременно подожгли костры. Сырой хворост поначалу занялся неохотно, – трещал, дымил, языки пламени возникали то тут, то там, затем пропадали...

Наконец, демонстративно стоявший в стороне Гаэларих не выдержал, что-то прошептал и протянул руку в сторону костров. Пламя тут же заревело и взметнулось к вечернему темному небу тремя огромными столбами, словно пищей ему служили не сырые ветки, а хорошо просушенные смолистые поленья.

Я дал сигнал Мооруну. Он размахнулся и со всей силы врезал билом по гонгу.

Бам-м-м-м-м... – поплыл над болотами долгий и громкий, но чистый-чистый звук. Становился все тоньше, все прозрачнее... Наконец смолк, и тут же вступили, загрохотали барабаны синекожих.

Там-та-там, там-та-там, там-та-там, – рокот разносился над равниной, заполнял все вокруг, уносился вверх, к невидимому краю скального обрыва.

Повинуясь взмаху моей руки, зазвучали погремушки и трещотки.

Бам-м-м-м-м... – старый вождь вновь пустил в ход било.

Я обхватил за плечи стоявших рядом Тигара и Калрэйна, и затянул:

– Хэ-э-эй, хо! Хэ-э-эй, хо!

Тигар посмотрел на меня, как на умалишенного, но я чувствительно тряхнул его, и он начал подпевать неуверенным тонким голоском. Калрэйн же сразу присоединился к ритуалу своим приятным баритоном... Следом заголосили м΄гану, на редкость слаженно и громко.

Вскоре вокруг ревущих костров раскачивалось из стороны в сторону кольцо людей, орущих что есть мочи «Хэ-э-эй, хо!» в такт «там-та-там» барабанов, треску трещоток и погремушек, и могучему «Бам-м-м-м-м...» магического камертона.

Замечательно... Но это еще не всё... Это только начало... Я сделал условный знак Афилею. И великан запел! Запел так, что стало ясно: все эти дни, общаясь с нами, от старательно сдерживал исполинскую мощь своей глотки. А теперь использовал ее в полную силу!

Не стану утверждать, что его сольную партию услышали в Туллене или хотя бы в Вальгеро. Но ни одно существо, обитающее на плато и имеющее уши, спать сегодня не сможет, гарантирую.

Вечер перешел в ночь. М΄гану явно впадали в раж, в некое подобие экстаза. Их лица, освещенные языками пламени, превратились в жуткие, искаженные синие маски, исторгающими надрывное, переходящее в визг «Хэ-э-эй, хо!». Барабаны грохотали, звук все нарастал и нарастал, тощая фигура Мооруна дергалась, било ударялось о металл в полную силу, пронзительный звон камертона наливался зловещей силой... И, казалось, все гуще делалась темнота.

Звук на уровне... Теперь займемся светом.

Я достал несколько кожаных мешочков, полученных от Гаэлариха, развязал один из них и бросил щепотку красноватого порошка в ближайший костер. С тихим «пух-х-х» пламя взметнулось еще выше и приобрело ярко-зеленый цвет. Носильщики взвыли громче, хоть это и казалось невозможным, и к их хору добавился голос передохнувшего после первой песни Афилея.

Перебежав к следующему костру, я кинул в него щепотку из другого кисета, – огненный столб посинел.

В третьем костре пламя превратилось в поток жидкого золота, возносящегося к непроглядно черным небесам...

Ритмичный восторженный вой впавших в транс м΄гану казался способным поднять из земли мертвых. Синие тела, потные и полуголые, извивались в пляске, хоровод кружил то в одну, то в другую сторону; кристаллы, установленные в трех углах шестиугольника, вспыхивали разноцветными отблесками...

Краем глаза взглянув на Гаэлариха, я увидел, что и он, помимо воли, притопывает ногой. Все-таки увлекся общим безумием... Ну что же, хватит ему бездельничать. Пусть внесет свою лепту.

Я подскочил к магу и проорал ему в самое ухо:

– Творите заклинания!

– Какие?! – ответ я скорее угадал, чем услышал.

Чтобы растолковать, какие, пришлось дождаться, пока Афилей закончит очередную песню и сделает паузу.

– Любые! Хоть на увеличение опороса у свиноматок! Лишь бы чувствовались возмущения в магической ауре!

Во взгляде Гаэлариха загорелся огонек понимания... Ну наконец-то...

И маг, сообразивший, что к чему, расстарался. На результаты заклинаний он не обращал внимания, сосредоточившись на побочных эффектах, звуковых и световых, – и они у мэтра магистра получались выше всяких похвал...

Теперь я окончательно уверился: все у меня сработает, как задумано...