Участковый. От пистолета до кольца - Галина Гончарова Страница 70

Подумали, и направились к бару, который оказался действительно шикарным.

Сначала они пили водку (помянуть). Потом коньяк (его любил Коля).

Потом ром.

Кажется, пробовали составить коктейли.

А потом Ирина отравилась пирожными. Больше нечем было… точно, в них что-то несвежее положили. Наверняка.

* * *

На работу Ирина не шла – ползла.

Болело все.

Голова, желудок, пищевод, кишечник… кажется, небольными остались только руки и ноги. И то – вопрос. Как-то они плоховато слушались.

Хорошо хоть «выхлоп» удалось убрать. Пока промывание желудка, пока то да се…

Эмма Марковна оказалась покрепче. Ирина ей с утра налила стакан рассола, обнаруженного в холодильнике, и старушка скакала, бодрая и веселая.

А вот Ирина мрачно думала, что времена уже не те. Мельчает народ, мельчает…

На работе было шумно и весело.

Все дружно наводили порядок, Саша прикалывал к стене здоровущую карту города, Коля втыкал в нее флажки…

– Что случилось? – удивилась Ирина.

Иван Петрович взглянул на нее красными глазами.

Не от выпитого красными – от бешенства. Это что ж такое случилось?

– Явилась?

– Эээээ…

– Ты видела, что у тебя на столе творится?

Ирина и видела – и не переживала. Нормальная рабочая обстановка, когда вперемешку бумаги, карандаши, блокнот, планшетка, компьютер… и что?

– Чтоб через пять минут все блестело, как у кота – хвост!

– Так точно, – не стала спорить Ирина. – Разрешите исполнять?!

– Немедленно!!!

Ирина отправилась разбирать стол.

Покосилась на Александра.

– Что случилось?

– К нам едет ревизор.

– Чего?

– Помнишь пацанов, которых попугай обосрал?

Ирина помнила.

– И что?

– Вот, у родителей одного из них есть знакомый юрист – он посоветовал написать жалобу на неправомерные действия. И к нам едет полковник Александров.

Ирина пожала плечами.

– И что? Мы-то в чем виноваты?

– Во всем, что ему придет в голову.

– А Кант где?

– В шкафу.

– Ты что! Он же задохнется!

– А тут ему начальник голову оторвет.

– Рехнулся? Живодерить… я сейчас Иде позвоню, пусть его заберет на время проверки!

Ирина распахнула дверцу шкафа.

Птиц вылетел и приземлился ей на плечо.

– Живодерррры! – сообщил он окружающим.

Ирина погладила его по клюву. Это людям нравится гладить перышки, а вот попугаи таких вольностей не любят, нет. Их по клюву гладить надо, а то могут и цапнуть. Ладно еще – волнистый попугайчик, хотя и он до крови прокусить может. А если попугай орехи макадамия раскусывает?

Вопрос.

Во сколько раз орех прочнее вашего родного пальца?

– Погоди минуту.

Увы, минуты-то и не было.

Скрипнула дверь, и на пороге воздвигся начальствующий чин.

Был он мордат, сед, страдал полнотой и явной одышкой…

И на попугая смотрел без всякой приязни.

Но прежде, чем прозвучало хоть слово…

– Товаррррррищи офицеры! Полундрррра!

Онемели все.

И ревизор, и ревизуемые, а попугай продолжил, ничуть не стесняясь:

– Адмиррррал на мостике! Свистать всех наверррррх! По местам стоять! Со шваррррртовых сниматься! Товарррррищ адмирал! За вррррремя несения вахты пррррроисшествий не случилось! Докладывает добрррровольный помощник полиции Эммануил Кант!

Немая сцена?

Да, примерно так.

Ошалели все. И внезапно повышенный до адмирала – полковник.

И Иван Петрович.

И собственно, Ирина.

Начальство – как и полагается – первым пришло в себя. И начальственно рявкнуло:

– А это еще кто такой?!

– Позвольте представиться – Кант. Эммануил Кант. Но для вас просто – Моня, – попугай переступил здоровущими когтями по Ирине и умильно склонил голову.

Попугай, конечно, птица, но «Котошрека» изобразить у него получилось просто изумительно. Полковник замер, а потом, видимо, от идиотизма происходящего, продолжил диалог:

– Моня? Еврей?! – получилось так грозно: «евррррей?». Не хуже, чем у попугая.

– Никак нет! Аррра макао!

– Из Макао? Мигрант?

– Никак нет! Вещественное доказательство!

– Р-разговаррривающее?

Видимо, от абсурдности происходящего полковник и сам стал разговаривать не хуже попугая. Сеня, застывший по стойке «смирно» вне поля зрения полковника, отмер, и сделал рука-лицо.

– Я – зерррркало собеседника!

Полковник медленно побагровел.

– ЧТО?! – в голосе Александрова слышалась угроза.

Моня, сообразив, что перегнул, заорал:

– Никак нет! Докладываю! Вы – начальник, я – дурррррак!

И, оценив положительную реакцию полковника на свой пассаж, уточнил:

– Попка – дурррррак!

Облегченный вздох пронесся по кабинету.

– То-то же! – полковник, почувствовав себя победителем в словесной дуэли с Кантом, явственно подобрел и уже миролюбиво продолжил: – Молодец! Форму доклада знаешь! Орел!

Кант горделиво покосился на державный символ, висевший аккурат над дверью в кабинет Ивана Петровича, растопырил и поднял вверх крылья, распушил хвост, вздыбил хохолок, и, огорченно вздохнув, парировал:

– Никак нет! Горррржусь сходством, льстит, стрррремлюсь соответствовать, но – ПОКА нет!

– Пока?

– Есть куда ррррасти! Служу Отечеству! – проорал Моня, умильно наклонил голову, и уже нормальным голосом сообщил полковнику: – Я добрррровольный. И хоррроший. Товаррррищ генерррал, рррразрррешите опрррравиться и закуррррить? И, может, в… шахматишки партеечку распишем?

Всё.

Полковник махнул рукой – и заржал.

Даже не захохотал – назвать это лошадиное ржание смехом было сложно.

Он смеялся, корчился, упал на стул, вовремя подставленный Сеней, махал рукой….

Иван Петрович подсунул ему стакан с водой. Полковник выпил и кое-как пришел в себя.

– Ох… Вольно…

Народ расслабился.