Зимний зверь - Елизавета Дворецкая Страница 70

– Пришли мы говорить не с Велесом, а с тобой, княже! – продолжал Вазень.

– Заходите! – Огнеяр кивнул назад, на двери хоромины. – На ногах ничего умного не скажешь.

Вместе со стариками он вернулся в хоромину. По его знаку младшие жрецы зажгли факелы и развели огонь в очаге, поставили скамьи для стариков и резное сиденье для князя у подножия Велесова идола.

Огнеяр смотрел на стариков, а старики девятью парами глаз смотрели на него. Им нетрудно было догадаться, зачем князь – в очередной раз – приходил в святилище, а также и о том, насколько удачен был его приход.

– Ответил ли тебе отец твой Велес? – задал вопрос Вазень. – Ты говорил с ним?

– Нет. – Огнеяр коротко мотнул головой. – Я хотел говорить с Велой. Она слышала меня, но я не слышал ее. У нее нет сил, чтобы докричаться до земного мира.

– Мы говорили между собой… – Вазень окинул взглядом других стариков по сторонам от него, словно проверяя, все ли тут. – И вот что решил народ Чуробора. Три лета назад ты взял себе в жены дочь Дажьбога, берегиню.

– Ну? – неприветливо, вызывающе ответил Огнеяр. Он мгновенно понял все то, что ему собирались сказать, и только из благоприобретенной вежливости заставил себя слушать дальше, а не отрезал сразу: «Этого не будет».

– Благословение богов мы увидели в твоей жене, и три лета княгиня Милава давала земле нашей мир, изобилие и счастье, – по порядку продолжал Вазень. – Но теперь пришла беда, и даже ты, княже, не знаешь, как ей помочь. Мы – люди простые, но мы долго жили и многое видели. Послушай стариков, княже. Как видно, Дажьбог огневался на то, что одна из его дочерей стала женой смертного. Дажьбог не справляется с делом, не может побороть зиму, пока у него отнята дочь. Верни ее светлому богу, и тогда, быть может, кончатся наши беды.

– Не отдам, – спокойно и даже чуть небрежно ответил Огнеяр, едва лишь старик кончил. Небрежность эта означала, что тут и обсуждать нечего. – Жену не отдам. Моя она. Я ее добыл, мне она и останется.

– Детей наших, народ свой пожалей, княже! – воскликнул, волнуясь, другой старик.

– Пожалел бы, только моя жена тут не поможет. Она берегиня, и только. Таких, как она, у Дажьбога еще трижды девять, вот разве что без одной. Если бы в ней было дело, одни березы бы посохли, и все.

– Ничего в мире отдельного не бывает!

– Дело не в ней. Дело в том, что богиня Леля в плен попала, и вызволить я ее не могу. Заключена она в Ладиной роще, за радужной стеной, и за радужную стену мне дороги нет. О том и прошу моего отца, Исток Дорог, чтобы указал мне дорогу. А докричаться до него не могу, и он до меня не может. Я Велу своей кровью угостил, – Огнеяр поднял рукав и показал красный порез на сильной смуглой руке. – И она услышала меня. Но этого мало, чтобы ее услышал я.

Старики помолчали, обдумывая его слова. Он отказал в их просьбе, но к его отказу они были готовы: отлично зная, как он любит жену, старики и сами в глубине души не слишком верили, что принесение в жертву их молодой, красивой и ласковой княгини поможет делу. Ими двигало то же стремление сделать хоть что-нибудь и надежда умилостивить грозных богов отказом от самого прекрасного и дорогого, чем владел Чуробор и его князь.

– Выходит оно… чтобы с Велой говорить, твоей крови, княже, мало, – наконец заговорил дед Скрипела, самый древний из чуроборских стариков. – Надо другую жертву. Сия мудрость, как клад драгоценный, на голову человечью зарыта. [6]Жертва нужна – и услышит Вела.

– Жертва? – Огнеяр окинул стариков острым взглядом. – Будете по улицам жребий метать на отрока и девицу? Ну, если сами приговорите, пусть будет так! А на меня, чур, не пенять, что, дескать, волк ваших детей пожрал!

По скамьям прошло движение: внуков и правнуков всем было жалко.

– Зачем девицу? Зачем отрока? – торопливо заговорил Груздь, не слишком старый, но бывалый и умудренный разнообразным опытом человек. – А про обычай забыли? Обычай, княже, нельзя забывать, особенно когда городу и племени на пользу! Обычай же есть! Первый чужеземец, что войдет в ворота Чуробора, обречен богам… Обычай же! Не я придумал! Говори, Вазень, есть же такой обычай?

– Есть! – подтвердил Вазень и кивнул. – Это ты, Груздь, умное слово сказал!

Старики зашевелились, полетели облегченные вздохи, зазвучал бодрый говор. Впереди забрезжил выход. Хоть он и не обещал многого, в такой тревоге и маленькая надежда приносила немалое облегчение.

– Вот только что долго его ждать придется! Чужеземца, да по такому-то времени дурному! – заметил Умней, из Косторезного конца. – Кто же в такую пору из дому поедет, да еще в чужую землю?

– Ну, приедет кто-нибудь!

– Боги пошлют!

– Ты как, княже, рассудишь?

– Будь по-вашему, – согласился Огнеяр.

Из всего сказанного он был по-настоящему согласен с одним: ждать придется долго.

Но, как оказалось, в этом князь Огнеяр ошибся. Дней через десять, когда он был в горницах у княгини, на дворе и в гриднице поднялся шум, непривычный и странный в эти дни унылого затишья.

– Привезли! – вопил внизу отроческий голос, и топот ног, скрип дверей, гудеж многочисленных домочадцев и дружины почти его заглушал. – Привезли! Из личивинских лесов привезли!

Князь спустился вниз, в нижних сенях столкнулся с отроком.

– Привезли! – выпалил тот, завидев Огнеяра, и от волнения забыл даже поклониться. – Из Кречета, от Меженя… – спешил он доложить, сгоряча спутав имя воеводы и название городка. – Привезли!

– Да кого? – Князь обеими руками схватил его за плечи и встряхнул. – Кого привезли?

– Чужеземца!

Огнеяр выпустил подростка и поспешно шагнул на крыльцо. Новость вызвала в нем недоумение, непривычную растерянность и предчувствие чего-то важного. Вокруг крыльца на широком дворе собралась дружина, окошки княгининого терема были полны лицами женщин, силящихся что-то разглядеть сквозь тонкую желтоватую слюду. Челядь, всякие любопытные лезли на забороло собственно княжеского двора, чтобы поглядеть с удобством, сверху, и на самого князя, и на того, кого ему послали боги ради общего спасения.

Подъезжая к княжьему двору, Веселка уже не помнила себя от мучительного волнения. Сам город Чуробор, куда ее привезли после многодневного путешествия от Меженя, поразил ее высотой своих крепостных стен, внушительностью окованных железом ворот, многолюдством на улицах. Казалось бы, чему дивиться девушке, родившейся и выросшей в таком же большом и населенном городе? Но после долгих переездов по лесам, после личивинских поселков, погостов и родовых займищ огромный Чуробор показался Веселке каким-то чудом. Ей пришло на ум, что вот так же и солнце, должно быть, заново дивится земному миру утром, за ночь пройдя через темное подземелье… и так же робко осматривается вокруг, не зная, как тут встретят.