Ни слова о драконах - Ульяна Бисерова Страница 7

Сашка резко повернула голову — за ее правым плечом, у серого валуна, стоял, чуть подрагивая листвой, кустик ольхи. Которого еще минуту назад — она бы голову дала на отсечение — на этом самом месте не было. Сашка медленно, не сводя взгляда с деревца, словно оно могло растаять в воздухе, подошла. Листва испуганно затрепетала. Только вот ветра не было. Сашка протянула руку. Коснулась шершавого, простеганного листа с заостренными краями. Потянув, отломила веточку с крепкими зелеными шишечками.

— Эй, больно же!

Деревце исчезло, и на камне перед Сашкой стоял, потирая макушку, лесной фейри. Долговязый, тонконогий, в плаще из зеленой материи, он напоминал комара-пискуна. Сашка опустилась на корточки и улыбнулась.

— Прости, я же не знала, что ты… Ну, живой.

— А дерево, что, неживое?!

— Живое. Конечно, живое. Прости, очень больно?

Фейри оскорбленно хмыкнул.

— Ты тут один? Вас же много, да? Я видела… что-то такое в воздухе.

Фейри неопределенно покачал головой, уходя от ответа.

— А почему все спрятались, кроме тебя? — допытывалась Сашка.

— Каменюка проклятущий! Втрымкался кореньком — и хрямс!

Сашка пригляделась — одна из тонких веточек, на которые опирался фейри, застряла в расщелине валуна, и кора перетерлась об острые края камня.

— Бедный! Погоди минуту, сейчас я что-нибудь придумаю!

Сашка бросилась к деревьям и нашла на земле крепкую ветку. Вставив один ее конец в трещину в камне, она сказала: «Ну, на счет три. Раз, два… три!» — и всем телом навалилась на другой конец. Палка хрустнула, больно ударив Сашку по лбу. Когда в глазах прояснилось, фейри на камне уже не было.

— Эй, где ты? — растерянно оглянулась она.

— Альнус запомнит хранителя кольца, — фейри стоял уже у кромки леса, на границе света и тени. — Альнус отплатит за добро. Или пусть покарает мой род Гексула.

Сашка вспомнила: именем Гексулы в Запределье скрепляли нерушимые клятвы. Легенду о воинственной нимфе леса ей когда-то рассказала сама Мэдб — королева цветочных фей, обитающих в кроне Мирового Ясеня. В древние времена люди иначе относились к миру, в котором живут. Не стремились покорить природу, загнать в железную клетку. Они смотрели на мир радостно, удивленно, как дети, их чувства были свежи, а глаза умели видеть красоту. Но со временем человеку стало мало того, что дарит ему природа. Холодным железом он распахивал все новые земли, вырубал леса, осушал болота, перекрывал русла рек. Вспыхивали страшные кровопролитные войны. Предвидя грядущие бедствия, Ладмир пришел к кузне грозного Виланда и принес опаленный осколок небесного металла. Виланд три дня бил молотом, но рукоять его орудия при ударе крошилась в щепы, а черный металл был все так же тверд. И тут в его кузню пришла лесная нимфа Гексула. Люди выжгли ее рощу, выкорчевали пни, распахали и засеяли рожью. В огне погибли птицы, белки, ежи — превратились в обугленные тушки, и сердце ее переполнила жажда мести. Она пришла просить Виланда выковать молнию, которая сожжет все посевы. Слеза ее упала на небесный металл и разъела, точно ржавчина, черную оплавленную корку. Виланд выковал из освобожденного металла кольцо, а русалки достали со дна океана камень дивной красоты. Призвав мощь солнца, ветра и текучих вод, Ладмир наделил кольцо великой магической силой и создал нерушимую пирамиду времени. Обжитой мир стал ее подножием, а каждая новая ступень — более ранним слепком. Так, шаг за шагом, столетие за столетием пирамида поднималась все выше. Вершиной же стал новый мир, свободная земля без людей, без войн, бедствий и катастроф. Ладмир на один только час открыл сквозной путь — и те, кто не желал более сносить соседство с людским племенем и терпеть притеснения, ушли, чтобы никогда уже не возвращаться…

— Альнус, мне нужно попасть в Гриндольф, в Заповедный лес, там остались мои друзья. Ты знаешь дорогу?

Фейри повертел головой, как флюгер, ткнул пальцем в сторону сумрачного ельника и в тот же миг растворился в воздухе.

— Спасибо, — только и успела крикнуть Сашка.

Она прошагала, наверное, около часа, отводя руками сердитые еловые лапы от лица. А когда без сил опустилась на землю, покрытую мягким ковром сухих иголок, увидела серую птицу.

— Эй, это же ты! — вскрикнула Сашка.

Пичужка испуганно перелетела на соседнее дерево.

— Стой, как там тебя… Эм-м-м, зяблик? Пустельга?

Птица вспорхнула, и Сашка бросилась следом за ней. Боясь упустить ее из вида, она перескакивала через поваленные стволы деревьев, запинаясь об узловатые корни и оскальзываясь на лежалой листве. Путь ей перегородил быстрый ручей. Сашка стянула кеды, поежилась, коснувшись босыми ступнями обжигающе холодной воды. Сделав пару осторожных шагов, она поскользнулась на травянистом дне, взмахнула руками и плюхнулась, подняв фонтан брызг. Кеды, описав красивую дугу, повисли на ветвях плакучей ивы.

Злая, как черт, Сашка выбралась на берег, стуча зубами от холода. Птицы нигде не было.

— Прекрасно, просто прекрасно… Ну, и что теперь?

До ее слуха донеслись обрывки тихой мелодии. Забыв о кедах, Сашка стала пробираться по мшистому берегу вверх по течению. Лес стал каким-то другим, осенним, в воздухе заметно похолодало.

Не пройдя и пятисот шагов, Сашка вышла на залитую сонным солнцем прогалину. В тени раскидистого вяза стояла крытая повозка, полотняные стены которой были расписаны звездами, сменяющимися в танце лунами и солнцами. Неподалеку мирно паслись пара гнедых кобыл и пегий пони. А по поляне расхаживала странная птица с длинными ногами и огромным загнутым клювом. Мелодию, которая вывела Сашку из леса, наигрывал, меланхолично перебирая струны не то гитары, не то мандолины с округлой, похожей на лист декой и коротким грифом, рыжеволосый толстяк. Его безмятежное конопатое лицо излучало сонное довольство человека, только что сытно отобедавшего. И бродивший поблизости адский циркуль-переросток ничуть его не беспокоил.

Сашка попятилась в кусты, мечтая остаться незамеченной. Под ногой хрустнула сухая ветка. Сашка застыла. Но было уже поздно. Костлявая полуптица насторожилась и медленно повернулась в ее сторону. Отбросив деревянные ходули и маску с чудовищным клювом, закрывавшую все лицо, она обратилась в горбуна. Уродливая маска оказалась карикатурным слепком с его лица: то же свирепое выражение, сдвинутые кустистые брови и крючковатый нос.

— Эй, парень! Ты кто?

Сашка оглянулась, не сразу сообразив, что горбун обращается к ней.

— Я… хворост собирал и услышал музыку.

— Ну так иди куда шел, мы бесплатных представлений не даем!

От мысли, что ей придется заночевать в наполненном шорохами лесу одной, Сашке стало не по себе.

— А можно мне с вами? Я один остался, родных нет никого. Я все умею: и за лошадьми, и так, по хозяйству.

— Лишние рты не нужны, — отрезал горбун. Толстяк, подойдя ближе, с интересом разглядывал ее, а потом что-то шепнул на ухо горбуну, но тот лишь с досадой отмахнулся.