Равноденствие - Даха Тараторина Страница 7

А потом справа.

И слева.

И ещё…

Хватит!!!

Наверное, если бы не эти глупые девицы, Сила всё равно пробудилась бы. Раньше, позже… Когда-нибудь.

Но это случилось именно в тот момент. Как вовремя и одновременно как поздно!

– Хватит!!! – визг расплескался живыми волнами, бьющими в грудь обидчицам.

Стены ухнули, затрещали.

Кто-то сбежал сразу, решив не выяснять подробности; кто-то быстро сообразил, что забитая лохматая Вирке не так проста, как всем казалось; Колетт уйти уже не могла.

Воздуха казалось невероятно много. Он заполнял изнутри, распирал, требовал выпустить наружу, бежал по жилам…

Я протянула вперёд руку – девица с полными ужаса глазами проскользила по мраморному полу.

Я взметнула пальцы вверх – забившаяся в паутине чужой воли муха захрипела и взлетела, телом повторяя узор трещин в камнях.

Я дёрнулась – и Колетт оказалась на потолке.

А потом я отпустила руку. Наверное, я не хотела сделать ей больно. Наверное, сама испугалась случившегося и лишь пыталась остановиться. Наверное…

Девчонку спасли. Я оказалась не единственной ведьмой в школе. Целительница Бланш прибежала на грохот и смягчила удар, который должен был стать смертельным. А синяки и ссадины… Их не так сложно вылечить.

Зато икота осталась на всю жизнь.

Колетт сделала крохотный глоток и натянуто улыбнулась:

– Как тебя можно забыть! Мы ведь были не разлей вода в школе, правда, воронёнок?

И правда нельзя. Это я тебе гарантирую!

– А кто твой очаровательный спутник? Не представишь нас?

Спутник действительно казался очаровательным. Донельзя и до тошноты. Слащав, красив, напудрен и отвратителен. То есть, это мне он казался таковым. Судя по восторженным охам и завистливым ахам, а также ощущающейся вокруг этой парочки атмосфере самолюбования, мужчину полагалась считать великолепным. Он сам так точно не сомневался в этом. Парочка всячески хвасталась друг другом: она – его красотой; он – её деньгами. Им светил идеальный брак!

– Граф Томас из рода Пекуниа. Оч-ч-ч-чень приятно, – справился красавчик сам, оставляя влажный след на моём запястье.

– Что вы, что вы! Это мне приятно!

Нет, приятно мне не было. Вообще ни капельки. Скучные, лживые, помешанные на собственном я людишки. Невольно вспомнился грязный крестьянин, упрашивающий подлечить ребёнка. Искренне упрашивающий! На самом деле готовый отдать рубашку, штаны и даже собственную голову. А ребёнок всего лишь простыл!

И – эти. Лобызаются, рассыпают направо и налево фальшивые улыбки. В корсете вдруг стало необычайно, нечеловечески душно.

– Вирке! – брат многозначительно прокашлялся. Полагалось понять, что он недоволен. Но я, разумеется, наплевала.

Задержалась в реверансе на мгновение дольше, чем было бы прилично, проникновенно заглядывая в глаза прилизанному блондинчику и выдохнула восторженное:

– Я столько о вас слышала!

Колетт никогда не считалось дурой. Разве что не умела правильно выбирать врагов. И тут сообразила быстро: прижалась к жениху, затрепетала ресницами… Вот только он её ужимок не видел. Ещё бы! Всё внимание захватили мои!

Как Белен ни старался незаметно ущипнуть, приструнить укоризненным взглядом или поджатыми губами, я не поддавалась: хихикала, прижимала руки к груди, откидывала с шеи выбившиеся из причёски пряди. Брат обжигал холодом недовольства. А что? Ни слова лишнего, ни движения я себе не позволила. Всё как договаривались. Ещё немного и он выволок бы попавшего под раздачу графа из залы за идеально уложенный завиток на лбу, лишь бы успокоить меня, но взревновавшая невеста нашлась быстрее:

– Томас, нам ещё нужно поприветствовать Реджемов! Прости, Вирке! Безмерно рада тебя видеть!

– Ах, как жаль, что нам не удалось познакомиться поближе. Но ничего, уверена, Колетт прекрасно компенсирует вам наше общение!

Я прикоснулась к его плечу невзначай. Совсем легонько и трепетно. Так, что ни одна посторонняя женщина не придала бы этому значения. И так, что ни один мужчина не смог бы проигнорировать.

– Надеюсь, мы ещё встретимся, прекрасная Вирке!

Бррр! Срочно, срочно, срочно отмываться! Ужас какой! Он… он склонился и лизнул мне запястье! Едва дождавшись, пока будущая счастливая семейка отойдёт на пару шагов, я кинулась вытирать руку о грудь Белена.

Брат невозмутимо достал из рукава платок и протянул мне:

– Сама напросилась.

– Это она сама напросилась!

– Ты никогда не думала, что у тебя поэтому нет подруг?

Нет, не думала.

– Потому что их женихи – бесхребетные слабаки?

– Нет, потому что ты всячески стараешься взбесить окружающих.

Я заботливо сунула ненужный больше платок брату за пазуху, поправила ткань и похлопала для верности.

– Тогда почему у тебя нет друзей?

Я приподняла уголки губ, подхватила подол платья и ушла с гордо поднятой головой. Так его!

– Потому что у меня есть ты, – печально прошептал вслед Белен, изо всех сил стараясь думать, что это не звучит слишком обречённо.

Воздух! Богиня, как же мне не хватало воздуха!

С балкона легко наблюдать за тенями в зале: они гнули спины, манерно жестикулировали и, наверное, нарочно пытались казаться как можно более неприятными. Тени – не люди. Только сами они этого, разумеется, не знают.

Я показала окнам спину и мстительно и совершенно не по-дамски плюнула вниз. Плевок получился сочным, мощным и закончил свой путь ровно на идеальной точёной голове одной из статуй в саду. Жаль, некому похвастаться. Когда-то давно Белен бы поддержал и побился об заклад, что повторит. Но больше нет.

В небе сияла луна. Словно пытаясь докричаться до глухих людей, она переливалась, тянула тонкие, пока ещё совсем слабые лучи, путалась в лабиринте холодных каменных стен, как верёвками, обвитых плющом. Наконец, луна углядела среди ледяного великолепия одинокую фигурку, жмущуюся от ветра, но не желающую спрятаться среди гостей. Совсем недавно стояла несусветная жара. Почему же эта ночь выдалась такой холодной? Точно в подземелье сижу.

Но если не думать о затхлых комнатах, не смотреть на неприступные стены, если позволить взгляду расправить крылья и унестись вдаль…

С холма виднелась свобода.

Бесконечные дороги, встречающиеся, расходящиеся и снова сталкивающиеся, сливающиеся в единое целое и укрывающиеся под пологом огромного леса, похожего на доброго пушистого зверя. А ещё дальше – море. И, если пересечь его, можно навсегда покинуть страну и оказаться там, где никто тебя не знает, где для каждого ты будешь тем, кем сама захочешь. Никаких границ, никаких правил… Свобода!