Глориана; или Королева, не вкусившая радостей плоти - Майкл Муркок Страница 7

– Иноземные сановники, да?

– Традиционные дары и заверения Дня Новогодия. В шесть мэр и олдермены: дары и заверения. В семь ты согласилась рассмотреть дело о новых постройках Серого ордена. В восемь ужин: лорды Канзас и Вашингтон.

– Ах, мои романтичные девствийцы! Жду ужина с нетерпением.

– После ужина – лишь одна встреча. Аудиенции просит сир Танкред Бельдебрис.

– Новая метода рыцарственных дерзаний?

– Думаю, что-то личное.

– Великолепно. – Глориана, смеясь, вошла в гардеробную и воззвенела колокольчиком для служанок. – Я буду счастлива пожаловать бедного Воителя по меньшей мере одной милостью; он бесконечно жаждет угодить мне, но знает толк лишь в битве да гимнастике. Ведаешь ли ты хоть что-то касательно его просьбы?

– Я бы решила, что он испросит твоего позволения взять в жены Мэри Жакотт.

– О, с радостью, с радостью. Обожаю обоих. И пожалую его любой милостью, дабы отвлечь от благородного сосредоточения! – Явились фрейлины. Милые девушки, всякая побывала в любовницах Королевы и обрела в итоге должность: не могла же Глориана прогнать тех, кто старался усладить ее и не желал свободы. – Итак, день относительно беспечен.

– Зависит от новостей Тома Ффинна. Он может принести весть о войнах – в Западных Индиях.

– Западные Индии нас не заботят. За исключением Панамы они не пользуются нашей протекцией, слава богам. Разве что они нападут на Девствию – но какая из сих стран достаточно для сего сильна?

– При содействии Иберии?

– О, при содействии Иберии, вестимо! Только, я полагаю, Западные Индии ныне Иберии не верят, ведь столько жителей их послано было на убой. Нет, опасность нам следует искать поближе к дому, дражайшая Уна. – Она наклонилась поцеловать секретаря, пока служанки трудились над корсетом, дабы воспроизвести привычную фигуру со стручкообразным животом, требуемую ее положением. Глориана крякнула и испустила ветер: – Ых-х!

– Пойду сообщу сиру Танкреду, что он благословен.

Уна удалилась, а Глориана продолжила стенать под несколько даже успокоительным гнетом костюма, пока ее приготовляли, как ратоборца, наглухо и опрятно ко дню забот; наживотник и вертюгаль, накрахмаленные, укрепленные проволокой брыжи, шелковые чулки и туфли на высоком каблуке, расшитая нижняя юбка, платье золотого бархата, украшенное драгоценностями дюжины видов и цветочной аппликацией, накидка багрового бархата, отделанная горностаем, волосы пронизаны жемчужными нитями и увенчаны декоративной короной, лицо напудрено, на руках перчатки, на перчатках кольца, держава и скипетр в левой и правой руках, и вот Глориана готова струиться меж государственных дел, окружена, как фрегат чайками, маленькими пажами и фрейлинами (из коих иные держат ее шлейф), движется в Тайную Палату, где ожидают ее советники. Она плывет по коридорам, убранным шелковыми флагами, гобеленами и картинами; коридорами, что декорированы сияющими панно, изображающими сцены триумфов и злоключений Альбиона, зверей, героев, пасторальные сцены, сцены с экзотическими восточными, африкскими и девствийскими пейзажами. И она минует вельмож, что склоняются в поклоне либо реверансе, изливают на нее комплименты, и некоторым она должна адресовать «доброе утро» или вопрос о здоровье; проходит мимо сквайров и статс-дам, конюших, сенешалей, дворецких, лакеев, слуг всевозможных родов. Ее ноги ступают по коврам, мозаикам, плиткам, полированному дереву, кое-где по серебру, изредка по золоту, мрамору и свинцу. Она изящно петляет по Первой, Второй, Третьей Палатам Аудиенций, покачивая юбочным панье, шагает меж придворными и ходатаями, ожидающими ее милостей, и Почетными Гвардейцами, ее личной охраной, отрядом лорда Рууни в багрянце и темной зелени, салютующим ей пиками, лакеи же распахивают двери Аудиенциального Покоя, пересекаемого ею без промедления, – и далее в Тайную Палату, где королевские советники встают, кланяются, ждут, пока она усядется на кресло во главе длинного стола, и возвращаются в прежнее положение: двенадцать джентльменов в мантиях из дорогих тканей и с золотыми цепями на груди.

Помпезное окно за спиной Глорианы проливает свет, фильтруемый тысячью цветов исполинского витража, что изображает Императора и Дань: отец Глорианы запечатлен в виде Короля Артура, Лондон предстает Новой Троей (легендарная цитадель Мистической Британии Златого Века, основанная предком Глорианы, князем Брутием, семью тысячелетиями ранее), что наводнена представителями всех народов мира, приносящими дары, дабы возложить их на девяносто девять ступеней престола Империи, окаймляемого девами Мудростью, Истиной, Красотой и Жалостью, кои образуют сияющую корону. Про себя Глориана полагает сей витраж пошлятиной, но уважение к традиции и память об отце требуют от нее сохранять окно. По шестеро с каждого края темного стола, с гравированными серебром роговыми чернильницами, гусиными перьями, песочницами и бумагой, разложенными перед каждым в строгом порядке, дюжина Тайных Советников Королевы, двенадцать знакомых лиц, восседают сообразно иерархии. Одесную от Глорианы – лорд Перион Монфалькон в черном и сером, с огромной седой головой, полусклоненной, будто он дремлет, Лорд-Канцлер и Верховный Секретарь; ошую – задумчив, орлообразен, с длинной белой бородой, подстриженной квадратом, в коричневых шапке и плаще, в перехваченном поясом дублете, со златой цепью из шестиконечных звезд – доктор Джон Ди, Советник Философии. За лордом Монфальконом – сир Орландо Хоз, арап, тонкий и клиновидный, в сплошном темно-синем, с воспевающим бережливость кружевном воротнике чуть светлее, с цепью из серебра, черные глазки уперлись в бумаги, Лорд Верховный Казначей; напротив, недвижный на манер камня, не подающий виду, но мучимый подагрическими болями, багроволицый строгий старик, достославнейший мореплаватель Альбиона Лисуарте Армстронг, четвертый барон Ингльборо, Лорд-Адмирал Альбиона, в лиловом бархате и белом кружеве, с цепью массивной, почти якорной, на шее, с глазами голубыми, как бледнейшие океаны Севера. Далее справа – Кровий, лорд Рэнслей, Лорд Верховный Камергер Альбиона, с бледно-золотыми брыжами и манжетами, в стеганом орельдурсовом дублете, с должностной цепью, разукрашенной рубинами; затем сир Амадис Хлебороб, Хранитель Королевской Мошны. В шелках в бело-синюю полоску, отвернутых вкруг шеи и запястий, дабы открыть малиновую подкладку, поверх коей покоились огромный просторный воротник и широкие манжеты, из чистого льна; и с серебряной цепью, тонкой и изящной, намеренно перекликающейся с серебряными пуговицами верхнего платья, то был статный, сардоничный, большеротый, темновласый щеголь, серьезно относящийся к своим обязанностям. Он, казалось, изучал ранее не замеченный им аспект окна. На противоположной стороне от сира Амадиса – сир Вивиан Сум, пухл и волосат, в домотканой одежде, делающей его схожим с мелким землевладельцем, Вице-Камерарий Королевы. Совсем близко к сиру Амадису – мастер Флорестан Уоллис, выдающийся ученый, с ног до головы в черном, цепей не жалующий, зато с небольшим значком на груди, с волосами тонкими и длинными, стелющимися по плечам, с губами сильными и сжатыми; он – Секретарь Высокой Речи Альбиона, языка официальных воззваний и церемониала, а равно сочинитель коротких пьесок, что ставили при Дворе. Следующая пара: Периго Стрелдич, Мастер-Конюший, в темно-коричневом, и Исадор Бьюцефал, Военный Секретарь, в кроваво-красном. Оба бородаты, почти близнецы. Последним справа – мистер Оберон Орм, Мастер Королевского Гардероба, в сиреневом и ярко-зеленом не очень-то по сезону, с гигантскими брыжами обоих цветов, подчеркивающими длину его носа и невеликость губ, с намеком на багрянец в белках глаз; слева же – мистер Марчилий Галлимари, смугл, веселый наполитанец в дублете с разрезами, буфами и галунами, что являли глазу разноцветье не хуже заоконного; с завитыми волосами, с брильянтом в одном ухе, смарагдом в другом; с тонкой бородкой клинышком и тенью усиков – талантливый Мастер Гуляний.