Принцесса полночного бала - Джессика Дэй Джордж Страница 7

– По-твоему, это смешно?! – Король Грегор резко отвернулся от Розы и переключил внимание на Мальву, которая и была той самой хохотушкой, как и подозревала Роза. – Ты находишь это забавным?

– Н-нет, папа, – пролепетала Мальва.

Роза закрыла глаза: «Боже, пошли мне силы!» Мальва заикалась не от страха, а от старания сдержать смех. Черт бы побрал эту девчонку!

В их положении действительно нет ничего смешного, а Мальва все равно находит любую возможность проявить легкомыслие.

– Королевство в развалинах! Денег нет! Куда ни глянь – раненые солдаты! – Король Грегор в ярости швырнул туфелькой в стену. – И ночь за ночью вы, девочки, ухитряетесь улизнуть и занимаетесь бог знает чем! И при этом рассчитываете, что я стану и дальше платить за ваши финтифлюшки!

– Нет, папа, – произнесла Роза.

– Что? – Король снова повернулся к старшей дочери. – Не сбегаете, говоришь? Вот она, улика!

Теперь у нее перед носом размахивали другой туфелькой. Розовый атласный башмачок с серебряными лентами принадлежал Орхидее. На носке зияла дырка, а одна из лент болталась на честном слове.

– Нет, папа, – повторила Роза, сохраняя спокойствие. – Я не отрицаю улик. Я только хотела сказать, что тебе не надо платить за наши «финтифлюшки». Мы рассчитаемся за новые туфли сами, из карманных денег.

Остальные девочки застонали, но Розино предложение несколько поумерило гнев короля.

– Ладно! – пропыхтел он. – Хорошо! Все равно при таком состоянии дел в стране вы не дождетесь больших карманных денег.

– Не волнуйся, отец, – торжественно сказала Примула.

Она выступила из шеренги – король настаивал, чтобы принцессы принимали наказание, выстроившись как солдаты, – и протянула отцу руки. Примуле исполнилось всего пятнадцать, но у нее было бледное серьезное лицо и болезненно тонкое аскетичное тело. Она проводила дни в часовне, молясь об искуплении всех их грехов и освобождении. Как ни удивительно, Примула прекрасно танцевала.

Король Грегор не принял протянутых рук дочери. Вместо этого он сердито уставился на нее.

– А ты-то! У тебя больше здравого смысла, чем у них у всех, вместе взятых, – по крайней мере, мне так казалось! Как они тебя на это подбили? – Он стал размахивать туфелькой у нее перед носом. – И как вы вообще выбираетесь из своих комнат? Я лично запираю вас каждую ночь! А? А? Отвечайте! Развожу вас по разным комнатам, а наутро все двери нараспашку, и вы все дрыхнете на ковре в Розиной гостиной, словно куча щенят! Что это такое, а?

Но Примула лишь склонила голову и вернулась в строй. Роза слышала, как сестра вздохнула. Правду она сказать не могла, а лгать не желала категорически.

– Вздыхай сколько угодно, девочка моя, – фыркнул Грегор, но затем смягчился. Большая часть раздражения улетучилась вместе с криком. – А теперь брысь, вы все. Придется вызвать господина Шмидта, пусть сделает новый комплект бальных туфель. Они вам понадобятся: сегодня после полудня прибывает посол Бретони. Но оплату я вычту из ваших карманных денег, так и знайте. Придется, – пробормотал он себе под нос, выходя из зала.

– Бедный отец, – сказала Лилия, когда король уже не мог услышать. – Нынче и так все плохо, а тут еще и с этим бороться…

– Не хочу новые туфли, – буркнула самая младшая, шестилетняя Петуния. – Я хочу покупать конфеты. Я вообще могу танцевать босиком! – И она закружилась по комнате. – Ля, ля-ля, ля!

Семилетняя Фиалка плюхнулась на пол:

– Я тоже не хочу туфли. Не хочу больше танцевать! – И расплакалась.

– Ну, ну! – Лилия бросилась к ней и подхватила девочку на руки.

Блестящие волосы у обеих были одинакового каштанового оттенка, и обе сегодня надели голубые платья. Фиалка любила наряжаться, как любимая старшая сестра.

– Извини, моя сладкая, – вздохнула Роза, гладя Фиалку по спине. – Но ты же знаешь, мы должны танцевать.

– Теперь я не смогу купить себе новые ноты, которые так хотела, – надулась Гортензия. В свои четырнадцать она неплохо играла на фортепиано, а пела просто ангельски. – Вместо этого придется платить за бальные туфли!

– Извини, – машинально повторила Роза.

Казалось, в последние дни она только и делает, что извиняется: за изношенные туфли, за усталость сестер, за бедность страны. А ни в чем из этого она не виновата.

– Извини.

Старшая принцесса ушла, не в силах больше видеть устремленные на нее одиннадцать пар грустных глаз. Она родилась первой, и мать поручила сестер ее заботам, но порой бремя оказывалось слишком тяжким.

Роза прошла по длинной галерее, где они с сестрами перед этим собрались, спустилась по лестнице и через высокие двери вышла в сад матери. Оказавшись на воле, она остановилась и глубоко вздохнула. Во дворце пахло камнем и краской, людьми и едой и мастикой для полов.

В саду же пахло только цветами и землей.

Ее мать, королева Мод, была родом из Бретони и не любила холодные, суровые вестфалинские зимы. И темно-зеленые хвойные деревья, и лохматые мелкие эдельвейсы, и кусты остролиста, составлявшие дворцовый сад до ее прихода, тоже не любила.

Желая порадовать молодую жену, король Грегор приказал переделать старый сад. Из Бретони вместе с цветами завезли кусты, декоративные деревья, вьющиеся лозы и даже изготовленные там же кованые скамьи и мраморные статуи – лишь бы Мод чувствовала себя как дома.

К сожалению, Бретонь и Вестфалин не могли похвастаться одинаковым климатом. Ласковые дожди и мягкие зимние снега туманной Бретони в Вестфалине превращались в стылую слякоть и метели, а вместо теплого влажного лета стоял такой зной, что многие не самые стойкие растения погибли. Армия садовников трудилась в Саду королевы, ежедневно поливая, пропалывая, подкармливая и обихаживая чайные розы, сирень и плющ.

Вполне естественно, королева нарекала своих дочерей в честь цветов, называя их собственным садом красавиц. Но когда малышке Петунии минуло всего два года, королева Мод умерла.

В память о любимой жене король Грегор сохранял сад в точности таким, как при ней.

Это вызывало немалое недовольство среди народа Вестфалина. Королевство воевало уже шесть лет, и не раз случались выступления против барских причуд, к каковым относили Сад королевы. Тратить человеческие и прочие ресурсы на садоводство казалось расточительством, а кое-кто считал смерть королевы достаточным основанием положить конец Грегоровой «придури», как сад называли в обиходе.

Но король Грегор не стал выкапывать женины розы и сажать на их место ячмень. Среди маргариток не росла картошка, а между примулами не торчала морковка. Сад оставался садом для удовольствия, даже когда за стенами дворца удовольствия практически исчезли.

Роза была благодарна за это. Сад не только напоминал ей о ласковой маме, но и дарил столь желанное уединение. Меж живых изгородей вились бесконечные тропинки. Искусно выращенные ползучие розы сплетались в арки над скамьями, куда девушка могла захотеть присесть и подумать не на глазах у сестер, гувернантки и горничных. Среди клумб всегда копошились садовники, но главный садовник Райнер Орм разговорчивостью не отличался и болтунов к себе не нанимал. Его работники уважали частную жизнь королевской семьи и берегли ее покой.