Конан. Рожденный в битве - Роберт Говард Страница 7

— За это в первую голову надо благодарить Ринальдо,— подтягивая еще на дырочку пояс с мечом, заметил Просперо.— Он слагает песни, от которых люди положительно сходят с ума. Взять бы да вздернуть проходимца на самую высокую городскую башню, пусть бы радовал своими виршами стервятников!

— Нет, Просперо,— покачал головой Конан.— Для меня он неприкосновенен. Даровитый поэт главнее самого великого короля… В его песнях больше могущества, чем в моем скипетре. Однажды ему вздумалось спеть для меня, и он похитил сердце из моей груди. Когда умру, меня похоронят и позабудут, а песни Ринальдо переживут века. Нет, Просперо…— продолжал король, и тень обеспокоенности притушила синий огонь его глаз.— Все не так просто. Есть что-то еще… какая-то темная подоплека, которую мы ощущаем, но не можем внятно истолковать… Я ее нутром чую, как мальчишкой чувствовал присутствие тигра, затаившегося в высокой траве! По стране точно какой-то дух бесплотный гуляет, сея непонятную смуту… Знаешь, на что это похоже? Представь, ты охотник в лесу, сидящий ночью у крохотного костерка. Ты слышишь в чаще мягкие-мягкие крадущиеся шаги, ты почти наяву видишь, как поблескивают чьи-то глаза… Вот бы заставить это таящееся нечто себя проявить, вот бы схлестнуться с ним в открытом бою да располосовать гадину добрым мечом!.. Говорю тебе, Просперо: пикты совсем не случайно начали до того яростно нападать на наши границы, что боссонцы на что уж крепкие ребята, а запросили о помощи. Эх, ну почему мне не дали туда с войском уехать…

— Публий заподозрил заговор с целью убить тебя на границе,— невозмутимо ответил Просперо, разглаживая поверх сверкающей брони шелковую накидку и любуясь собой — рослым, гибким — в серебряном зеркале.— Вот он и уговорил тебя остаться в столице. Ты, Конан, все не отучишься идти на поводу у своих варварских инстинктов. Если народ чем-то недоволен, ну и что нам с того? За нас и наши наемники, и Черные Драконы… да что там, у нас в Пуатене последний босяк и тот клянется твоим именем! Тебе остается опасаться только тайных убийц, а откуда им тут взяться? Тебя день и ночь охраняют имперские войска… Кстати, над чем ты там трудишься?

— Карту рисую,— ответил Конан с гордостью.— На тех картах, что имеются при дворе, неплохо показаны страны юга, запада и востока, но что касается севера, всюду либо белые пятна, либо такая чушь, что тошно смотреть… Вот я северной частью и занимаюсь. Смотри, здесь моя родная Киммерия. А здесь…

— Асгард и Ванахейм,— присмотрелся к карте Просперо.— Во имя Митры! До сего дня я склонен был полагать, что это выдуманные, баснословные страны!

Конан вдохновенно и яростно усмехнулся, тронув пальцем шрамы, рассекавшие смуглую кожу у него на лице.

— Проведи ты всю юность на северных границах Киммерии, ты бы так не считал! Асгард от нас аккурат к северу, а Ванахейм — к северо-востоку, и мира на наших рубежах отродясь не бывало…

— Ну и что они за люди, эти северяне? — заинтересованно спросил Просперо.

— Рослые, светловолосые, голубоглазые… Они поклоняются Имиру, ледяному великану, и каждое племя подчинено собственному королю. Что асы, что ваны несговорчивы и очень воинственны. Готовы драться день напролет, после чего всю ночь до утра глушить эль и орать свои дикарские песни…

— Значит, ты сам вроде них,— расхохотался Просперо.— Кто еще у нас охотник до крепкой выпивки, доброй шутки и молодецкой песни, если не ты? Нет, правда, сколько знавал киммерийцев — пьют только воду, смеются раз в год по великому празднику, а что до пения — как затянут какой-нибудь погребальный плач, аж уши вянут…

— Может быть, все дело в нашей стране,— ответил король.— Я в целом свете не видал более сумрачных мест. Сплошные холмы, темный лес, вечно серое небо… Холодный ветер, горестно стонущий по долинам…

— Да уж, родина угрюмых людей,— передернул плечами Просперо. Перед глазами у него так и поднялись залитые солнцем, увитые голубыми лентами рек равнины милого Пуатена — самой южной провинции Аквилонии.

— Нашим людям особо не на что надеяться ни в этом мире, ни в загробном,— задумчиво продолжал король.— Мы поклоняемся Крому и его темному сонму, чье царство мертвых — страна без солнца, затянутая вечным туманом. Ох, Митра! Образ жизни асов всегда был мне как-то духовно ближе…

— Ну что ж,— улыбнулся Просперо.— По счастью, ты оставил унылые холмы Киммерии далеко позади… Ладно, Конан, мне пора ехать. Обещаю поднять за тебя добрый кубок немедийского белого при дворе короля Нумы…

— Добро,— кивнул король.— Только смотри не вздумай от моего имени целовать танцовщиц Нумы, а то еще международный скандал мне там наживешь!..

Раскатистый хохот короля долго провожал Просперо по дворцовому коридору…