Лучший из миров - Наталья Колпакова Страница 7

– Друг мой! – окликнул архивариус в последний момент. – Заглядывайте ко мне, не чинитесь. Я сегодня допоздна здесь. Да и завтра. В общем, чем могу…

Дан мгновение держал взгляд старика, глаза которого казались странно большими и светлыми без обычного прищура, поблагодарил его кивком и торопливо вышел.

Тейю повезло – нашла прекрасное местечко для ночлега! Присмотрела еще засветло и потом до одури кружила по окрестным кварталам, дожидаясь ночи. Она быстро поняла, что подолгу оставаться на одном месте нельзя. Нет, не потому что сожрут! Здесь не было ни крупных хищников, ни Теней, Вырвавшихся Снов, Глотателя или других ночных тварей. Но здесь хватало демонов – или «людей», как они сами себя именовали, – и это было самое страшное во всем Мире безгласных. Тейю уже знала, что благополучие этой земли, чудовищное изобилие вещей, кошмарная сложность жизнеустройства и даже это спокойствие, снаружи расцвеченное суетой и мельтешением, а внутри неподвижное, как сама смерть, – так вот, все это одна лишь видимость. Жуткий обман! Тем более жуткий, что его поддерживали все здешние обитатели, не разделяясь на дураков и умных. На самом деле здесь шла война – страшная, методичная, беспощадная. Тейю не знала только, кто же враг? Но нормы военного времени усвоила быстро. Нигде не задерживаться. Не слоняться с праздным видом. Не просить помощи. Не доверять. Не привлекать внимания – и, ах, до чего же это было трудно! Как только они сами умудряются все держать в себе, не проявляя чувств ничем – ни цветом, ни запахом, ни обликом, ни движением?

Если только они вообще что-нибудь чувствуют. Тейю угрюмо размышляла об этом, забившись, наконец, в низенькую клетушку, вознесенную над двором на шатких опорах. Неправильно это было, впускать в себя подобные мысли, и без того в глазах темнеет от страха и хочется одного – свернуться комочком, зарывшись носом в теплый мех. Но мысли – упорные сущности. Куда от них денешься? Хорошо еще, с возрастом приходит навык контроля, не допускающий их произвольной материализации. (В детских садах вон стены ходуном ходят от противоречивых младенческих порывов, и зрелая воля воспитателя то и дело сшибает их, как ладонь – пляшущий рой мельчайших насекомых.) Эта мысль была словно червь, грызущий плоть. Чувствуют ли они по-настоящему? Хоть что-нибудь, хоть некоторые? Или Тысячехвостый действительно задремал в мертвый час перед самым рассветом – и явился мир без души, мир мертвых, Мир безгласных. Этот мир. Неотвязно лезли в голову детские страшилки – истории про несчастных, которые провалились в жадный мир мертвецов, мир истинной смерти, обрекающий их на вечное блуждание и немоту без всякой надежды на освобождение. Места, где, по преданию, когда-либо открывался такой провал, считались проклятыми. Тейю никуда не проваливалась, ее похитили. Несмотря на отчаяние и шок, она заметила: многое из того, что им рассказывали об этом месте и о Переходе, – не более чем россказни. Скажем, будто тело, переходя на другую сторону, рассыпается на мельчайшие пылинки, а потом собирается вновь. Но самое худшее вполне могло оказаться правдой.

В домике было тепло, Тейю с птицами быстро угрели его дыханием. Птицы возились и бормотали что-то свое, незамысловатое, птичье. Подремав, Тейю придавила одну себе на ужин и очень удивилась истерике остальных. Она ведь все им объяснила, выбрала именно ту, которой пора было прощаться, и буквально окутала избранницу самой искренней благодарностью. Та приняла дар Тейю и простилась с ней, как смогла, но стая… Что за переполох они устроили! Словно кошка забралась! Пришлось в очередной раз увериться в невообразимом: не только люди, но и звери здесь не умели слышать друг друга.

Слегка прогрев птицу, Тейю выедала свернувшуюся кровь, стараясь не давиться. Мучительный голод подхлестывал: давай забудь о приличиях, рви на части и глотай, не жуя. Столь же мучительное отвращение липкими пальцами сжимало гортань. Как многое другое здесь, если не все, птица разила помойкой. Конечно, в четырехногом облике трапеза пошла бы легче. Но Тейю почти не сомневалась – смени она облик, и сам Собеседник Птиц не смог бы убедить глупую стаю, что гостья для них не опасна.

До казенной резиденции куратора было несколько шагов. Слишком мало, чтобы переварить обжигающе горькое блюдо из сострадания к погибшим и стыдного ощущения, что погибли они из-за темных чужих игр. Нелепая, необъяснимая смерть! Опасность, порой смертельная, – неизменный спутник жизни ловчих, так было всегда, и так принято считать до сих пор. Но сами члены Ордена успели привыкнуть к спокойной жизни. Что бы там ни думали восхищенные обыватели, гибель ловчего на задании – не столь уж частое дело. И уж тем более никакой опасности не мог представлять короткий марш по Второму миру от базы до Прохода. И его, Румила, вины в случившемся не меньше, а может, и поболее, чем тех, кто расставлял кукол и выдумывал правила. Потому что он, похоже, ввязался в игру, правил не зная вовсе.

Временное обиталище начальника, тесноватое и мрачноватое снаружи и огромное, бестолково спланированное и вовсе мрачное внутри, встретило его холодом гулкого пустого холла, недовольными физиономиями заждавшихся слуг и общим духом бесприютности, таким давящим, что даже толстокожий Румил поежился, как от сквозняка. Длинный путаный переход но необитаемым залам и галереям старомодного дворца позволил выиграть еще несколько минут, чтобы совладать с чувствами. Куратор принял его во внутреннем дворике, сумрачном и запущенном, как все здесь. Он ожидал Румила стоя, держался подчеркнуто официально – как же, ждать заставили. А может, это для конспирации, подумал магистр в приступе раздражения. Молодой выскочка-заговорщик, его тщательно оберегаемая маска значительности, его вечное спокойствие, вдруг показавшееся деланым, – все это было так мелко!

– Я жду, говори.

Румил выдохнул и начал со сдержанным достоинством:

– Мастер, все шло, как планировалось. Группа захвата, трое ловчих, должна была вернуться два дня назад. Ночью я отправил старшего, Поллика, на промежуточную базу во Второй мир. Он отчитался: подчиненные взяли демона, но к месту Перехода не явились… Поллик отследил демона по Зову, отправился на поиски…

– И что, нашел? Как я понимаю, этот старший, как его там, мертв (Румил поежился – его неприятно поразила чрезмерная осведомленность начальника). Оборотень ушел. А другая тройка?

Другая тройка не вышла на связь. Залегший на дно маг только и мог, что слать нервозные реляции. Формулы поиска были здесь бессильны – магия скатывалась с ловчих, как вода с натертого жиром тела. Сейчас их драгоценный дар работал против них же самих. Оба начальника понимали, что может означать это исчезновение. Обсуждать было нечего.

– Известно хотя бы, как погиб Поллик?

– Плохо погиб, – откликнулся глава ловчих с некрасивым злорадством. – Очень плохо. Убит из самострела-наруча.

Ледяную корку начальственного спокойствия расколола тонкая, в волосок, трещинка. Заполошно дернулся взгляд, и Румил понял: да он боится, несмотря на всю свою холодность, почти бесчувственность, – боится, и еще как. Какая-то раздвоенность, расколотость проступила в кураторе в этот момент. Будто из-за плеча одной личности, переполненной наглой уверенностью в своем могуществе (и на чем, хотелось бы знать, она зиждется?), выглянул и сразу спрятался кто-то другой, маленький, склизкий…