Тьма древнего леса - Александра Христова Страница 7

Шершавый язык прошелся по моим волосам, превращая и без того уже порядком растрепанные (так и не расплетенные, но уже потерявшие свой товарный вид) косички во взрыв на макаронной фабрике; цепкие лапки с острыми коготками с наслаждением вцепились в мои крылья. Перед глазами свесился светло-золотистый чешуйчатый хвост с миниатюрным костяным трезубцем на кончике (кто бы знал, чего мне стоило удержаться от искушения вцепиться в него зубами!), еще один хвост обвил левый локоть, обездвиживая руку и оставляя возможность шевелить только пальцами, – правая же была зажата подо мной в результате неудачного приземления, и вытащить ее не представлялось никакой возможности, – а в мои бедные уши ворвались счастливые визги ящероподобных глюков.

Они носились по мне, словно по тренировочному полю, успевая при этом оглушительно пищать и вылизывать меня всего целиком. Досталось даже Миледи! И теперь обалдевшая мышка, чья шерстка на пузике встала дыбом благодаря интенсивному облизыванию, только и могла что шарахаться в сторону всякий раз, как мимо нее со свистом проносилась одна их этих… Этих внебрачных детей атомного реактора и созданной криворуким наркоманом нейтронной бомбы! Мать вашу эльфийскую, да уберите же этих тварей от меня!

Попытка спихнуть малышей (а это были именно малыши – никто иной не умеет пищать столь радостно и самозабвенно) с себя, любимого, окончилась полным провалом. Чешуйчатые детки в упор не желали отцепляться от орущей и говорящей столько новых и крайне интересных слов игрушки. А когда я перекатился, чтобы все-таки сбросить со спины обнаглевших тварюшек, мое действие ознаменовалось таким верещанием, что я предпочел замереть, распластавшись на теплом полу, словно недодушенная лягушка, и отдавшись на волю неведомых существ. Чуть ли не тех самых, кои «воют воем, что твои упокойники», как в той самой песне. В конце концов, не съедят же они меня. Хотели бы – уже бы загрызли, с их-то кусалками. Значит, со мной просто играют. Что ж, поддадимся и будем надеяться, что они не станут больше визжать мне в ухо. Получить еще один акустический удар – третий за это безумное утро – я что-то не очень хочу. Мне мой слух слишком дорог, чтобы я вот так вот рисковал лишиться его из-за пустяка!

После особенно громкого: «Ви-и-и!» я вздрогнул и с трудом подавил желание позорно заорать. Долго я еще буду изображать из себя любимую косточку для этих недодраконят? Хорошо хоть, что они не кусаются… Да где же все?! Люди, ау! Выньте меня отсюда! Меня же сейчас тут до смерти залижут!

Служить пружинным матрасом мне пришлось, вопреки ожиданиям, не так уж и долго: через несколько атисс со стороны распахнутых дверей-ворот дворца раздались шаги, невнятное бормотание, лязг чего-то металлического, затем тихий вскрик, и чьи-то руки наконец сняли с многострадального меня активно сопротивляющихся и яростно цепляющихся за мою одежду всеми конечностями тварюшек. Ура! Свобода!

Под сдавленное насмешливое кхеканье долгожданных помощников я, кряхтя и потирая отбитую бешеными плясками недобитых глюков поясницу, перекатился на спину и первым делом наткнулся взглядом на невесть откуда взявшегося здесь княжича.

Но в каком виде он был!

Сизо-серая, перепачканная землей и щедро украшенная отпечатками когтистых маленьких лапок одежда, в прошлой, лучшей жизни имевшая белый цвет; вставшие дыбом, зализанные в самом что ни на есть прямом смысле этого слова набок волосы, перекошенное лицо и любопытство в глазах пополам с такой жгучей надеждой… Вот только на что?

Тут же нашлась и причина подобного чувства! Рядом со мной стояли те «омоновцы», которые совсем недавно столь бодро неслись по холлу дворца и за которыми я имел честь наблюдать. Четверо из них с заметным усилием держали отчаянно визжащих и вырывающихся глюков: трех светло-золотистых и более худеньких и одного крупного, ярко-фиолетового. Держали цепко, потому эти змееподобные создания не могли вырваться, что в принципе не мешало им извиваться, словно червяки на крючке, в тщетных попытках обрести свободу.

Меня аж передернуло. Уберите их отсюда! Еще одного сеанса вылизывания за утро я просто не выдержу! Взорвусь раньше…

– С добрым утром! – переведя на меня искрящийся весельем взгляд, поздоровался Лэй и протянул руку, чтобы помочь подняться с пола.

– И тебе не чихать, – отозвался я и вцепился в протянутую конечность. Кряхтя, поднялся на ноги и, недоуменно вздернув бровь, уставился на придушенно смеющихся эльфов вокруг меня. Перевел взгляд на княжича – тот, прикусив кулак, чтобы не расхохотаться в голос, смотрел на меня чуть прищуренными глазами. Да что происходит?!

За спиной послышались тихие шаги и раздался знакомый, хоть и немного сонный голос правителя (ну да, он же тоже лег всего пару сеадов назад!):

– Что тут происхо… – Резко обернувшись, я удостоился чести лицезреть отвисшую челюсть и выпученные глаза Великого князя. – …дит, – ошарашенно закончил он, глядя на меня, словно на призрак отца Гамлета.

Гр-р-р… Да в чем дело-то, может мне кто-нибудь объяснить?!

Наконец один из отсмеявшихся «омоновцев», смилостивившись над шипящим, уже едва не плюющимся ядом мной, наколдовал небольшую отражающую поверхность, которая послужила неплохой заменой хоть мутному и тусклому, но все же зеркалу. Та-а-ак… И что же натворила со мной эта крылато-рогатая чешуйчатая мелочь?

Ой, ма-а-ать моя женщина… Лучше бы я и дальше оставался в блаженном неведении касательно собственного облика. Ибо то, что отобразилось в зеркале, можно было описать только при помощи мата. Причем русского – ибо мой скромный запас эльфийского высокого ну никак не мог выразить все в должной мере.

«Утро в танке после пьянки» – вот как культурно называется представшая моим глазам картина. Причем пьянка (хотя скорее грандиозный запой) продолжалась как минимум целую хаидэ [5]… А то и не одну!

Я когда-то сравнивал свою прическу с оригинальной шевелюрой Медузы горгоны и сетовал, что подобное гнездо очень долго распутывать, а потому хуже ситуации быть не может. Так вот – я ошибался. По сравнению с тем, что творилось на моей бедовой голове сейчас, то, что бывало раньше, являлось лишь бледной тенью моего нынешнего состояния. Больше всего я походил на похмельного ежика, у которого колючки торчат каждая в свою сторону… Вот только у меня вместо коротеньких иголок были длинные, перепутанные, связанные едва ли не в тройные морские узлы косички, что придавало моей прическе еще больший хаос.

В качестве добивающего удара милосердия – вся эта «красота» была тщательно зализана на правый бок и немного на лоб. Осталось только нацепить на нос большие очки в роговой оправе и с толстыми линзами – и готов образ безумного ученого-физика после неудавшегося опыта! Или хиппующего индейца – это как еще посмотреть. Какой-нибудь Укуренный Орел, Сорвавшийся С Верхушки Секвойи В Пропасть… Изорванная местами до состояния лоскутов и истоптанная когтистыми (и довольно грязными!) лапками одежда, общий помято-истерзанный вид, которому позавидует любой уважающий себя бомж, ссадины на руках и роже и шальной взгляд прилагаются.