Ведьмина дорога - Наталья Авербух Страница 7

— Уходи, — попросила Эрма из-за двери. — Я… ты знаешь, я благодарна за то, что вы сделали для моей малютки… Уходи. Прошу тебя.

— Я уйду, — пожала плечами девушка. — Не бойся. Я не причиню вреда ни тебе, ни твоему ребёнку.

Было очень страшно. Куда теперь? В деревню? К барону? Вернуться к Магде? Удирать, пока ещё цела? Кто бы мог подумать… история повторяется. Опять. Снова.

Нет. Нельзя, чтобы ещё раз…

* * *

— Вот она! — закричал мельник Ленз, когда девушка подошла к площади. Во всех скандалах он всегда был впереди всех — шумный, требовательный… А вот на помол его подчас не дозваться… — Ишь! Сама пришла!

— Люди добрые, — спокойно произнесла девушка. Сердце, казалось, колотилось у самого горла. Так много людей. И все её ненавидят. Опять. Снова. Заступник, за что?! — Почему так неласково встречаете?

— Ах ты, нежить проклятая! — завопила рыжеволосая Мета. — Явилась, горем нашим полюбоваться! Да ещё и спрашивает! Вяжите её!

Толпа угрожающе заворчала.

— Дети мои! — вскричал отец Керт. Его глаза встретились со взглядом девушки.

«Если он сейчас скажет «Одумайтесь!» — мне конец!» — с отчаянием подумала вампирша.

— Помолимся! — предложил священник. Вампирша облегчённо выдохнула и одна из первых опустилась на колени. Отца Керта в деревне уважали. Он читал слова молитвы ясно, громко, каждую строчку переводя на привычный крестьянам язык. В его устах святые слова брали за душу и трогали сердце. Вейма, стараясь не слушать, беззвучно шевелила губами. Она была почти что уверена, что молитва не заставит её испариться в клубах едкого дыма, но рисковать не хотела.

Отец Керт был уже третьим священником во владениях барона Фирмина. Первый, старый отец Кейсер, умер вскоре после того как в деревне появились Магда и Вейма. Он был дряхлый, больной, едва мог ходить, и смерть его никогда не удивила. Он был из белых ^[8], из тех, кто может вступать в брак, но пережил уже и жену, и детей. Когда-то он боролся с наставницей Магды, такой же старой, как и он, ведьмой Вереной, но азарт давно угас у них обоих.

На смену Кейсеру пришёл Гайдин. Из чёрных ^[9], притом самых страшных из них, нищих братьев-заступников, тех, которые по всем землям союза призывают отрешиться от мирских благ и приблизить победу своего небесного покровителя. Он прожил в деревне год… может, чуть меньше… а потом ребёнок Одилы провалился под лёд… Одила была вдова… кроме ребёнка у неё ничего в жизни не осталось. Ребёнка… и веры.

Магду позвали, когда всё было кончено. Почти. Но спасти ребёнка не могло даже чудо. Счёт шёл не на дни. На часы. И… Вейма ведь рассказывала о себе. Много.

— Я могу спасти твоего ребёнка, — тихо произнесла ведьма, стоя посреди дома. Большой, его ставил ещё дед одилиного мужа, с пустующим загоном для скота, резко пахнущий бедностью и немного козами. — Если ты хочешь этого. Ты правда этого хочешь?

— Да! Да! — рыдала несчастная женщина. — Возьми всё, что хочешь, возьми мою жизнь, только спаси его! Диди ещё так мал!.. так мал…

— Мне не нужно твоё имущество, — так же тихо ответила ведьма. — И ни к чему твоя жизнь. Я ничего не возьму. Но… тебе это может стоить бессмертной души, ведь мне придётся обратиться к силам, которые отвергнуты церковью. Ты готова?

Одила замерла, поражённая.

— Я… Я…

— Я не настаиваю, — отвернулась Магда. — Но другого выхода нет. Прощай.

— Стой!!! Я согласна! Скажи, что надо делать! Всё сделаю, ведьма, только спаси моего ребёнка. Скажешь украсть — украду, скажешь убить — убью, скажешь плюнуть в лицо отцу Гайдину — плюну, скажешь…

— Не надо, — покачала головой Магда. — Ничего этого не надо. Я тебя испытывала. Принеси Диди ко мне в дом в эту полночь и ничего не бойся. Но помни. Никто, ни Диди, ни священник, ни друг, ни брат, никто, слышишь, не должен знать об этом! Ни сейчас, никогда! Даже на исповеди ты не расскажешь о сегодняшней ночи. Слышишь? Исполнишь?!

— Исполню, — кивнула женщина. В её глазах горел фанатичный огонь.

Вейма помнила ту страшную ночь. Они закутали её в чёрное платье, голову укрыли покрывалом. В хижине ведьмы — тогда Магда жила ещё в хижине, доставшейся ей от старой Верены — мерцали волшебные огни да разными голосами ухало по углам.

— Я — смерть, — не своим, страшным низким голосом сказала вампирша, держа на руках ребёнка. — Я пришла за этим ребёнком, чтобы выпить его жизнь и душу. Но ты видишь меня… Рискнёшь ли ты его выкупить? Говори!

— Отпусти его, проклятая! — вскинулась женщина и рванулась вперёд.

— Не смей! — отчаянно закричала ведьма. — Не переступай черты! Отвечай ей! Пока не поздно!

Вейма чувствовала, что время уходит, что надо спешить. Жизнь едва теплилась в ребёнке, когда она над ним склонилась. У неё есть… сколько… тридцать ударов сердца, не больше. И десять из них уже прошли.

— Отвечай! — потребовала она снова.

— Выкуплю! — повалилась на колени Одила. — Заступником, Создателем клянусь — выкуплю! Проси, чего хочешь! Душу… душу отдам…

— Быть посему, — торжественно проговорила вампирша. — За стойкость твою — возвращаю тебе твоё дитя. Но помни. Проговоришься — твой сын не проживёт и часа. Клянёшься ли ты молчать?

— Клянусь! Клянусь! Заступник! Создатель! Святые! Да благословит тебя Заступник, ты спасла его!

Одила, бормоча благодарности, прижала к сердцу своего Диди и выскочила за дверь. Вейма тяжело осела на пол.

— Я потрясена, — проговорила Магда, протягивая стакан молока. — Я могу исцелить, но человек останется слабым. Нескоро к нему вернутся силы и бодрость. Ты же сделала ребёнка таким здоровым и сильным, каким он никогда не был.

Вейма обхватила стакан обеими ладонями. Сделала глоток. Руки у неё тряслись.

— Знаешь, истории про женщину, которая по ночам убивает детей — это чистая правда, — сказала она. Голос тоже дрожал. — Я это она и есть. Я прихожу в темноте, я склоняюсь над колыбелями, я пою свои песни, я пью их кровь, я насылаю кошмары… Я ведь проклятая… Нежить. Я нежить… Я прихожу по ночам… Моя походка легка… шаги неслышны… от меня нет спасения…

Можно промолчать. Можно солгать на исповеди. Но нельзя скрыть, что твой ребёнок чудом исцелился за одну ночь. Наутро Диди весело носился по двору. Это заметили.