Последняя сказка братьев Гримм - Гайдн Миддлтон Страница 7

— Нет, — сказал он, с трудом сдерживая слезы. — Это мой дом. И всегда им будет.

Не в силах сказать больше, он уставился на синюю огрубевшую кожу на ее пятках, под обтрепанным краем ночной сорочки. Ее ноги никогда не были теплыми, как и руки, которые, сколько он себя помнил, были при прикосновении холодны, как черепица. Знаешь, есть ведь и другие миры. Он снова подумал, что она как-то перешла в этот мир из другого и, зная о многом куда лучше, не представляла, как заставить кровь бежать резвее в этих печальных обстоятельствах.

— Ты Старший, — сказала она. — Тебе приходится. Был бы жив Фридрих, тогда, конечно, ушел бы он.

— Я знаю. Не стоит объяснять.

Спазмы сводили желудок оттого, что он слышал отчаяние в ее голосе. Она так много потеряла той ночью, когда умер Фридрих, ибо ее первый дом сгорел тогда за несколько часов.

— Я знаю, нас теперь слишком много. Правда, я понимаю.

Но он так говорил лишь ради нее. Он брал от семьи гораздо меньше, чем отдавал. Он был скорее слугой у домашнего очага, чем сыном в доме, и не знал, справятся ли они без него. Но вера в мать была в нем неколебимой. У нее были свои резоны; она всегда хотела для него лучшего. И она назвала его мужчиной. Это его обрадовало.

— Скажи, мама, куда мне идти.

— Во дворец, — тотчас ответила она, повышая голос; потревоженный ребенок в колыбели начал хныкать.

Он знал, о каком дворце речь. Дворец был только один: Розового Короля на востоке. Но впервые он подумал о том, как же ему туда добираться, через лес.

Он смотрел, как мать наклоняется, устало берет хнычущий сверток и садится на стул у прялки, по-прежнему не глядя на него. Она отвернула уголок, закрывавший личико ребенка, и приложила крохотный морщинистый ротик к своей груди.

Он не мог помочь этому ребенку, как и всем остальным.

— Он похож на Фридриха, — наконец сказала мать. — Да, на Фридриха. — Она вздохнула, отбрасывая назад волосы, и продолжала, будто обращаясь к прялке: — Ты должен пойти во дворец, чтобы увидеть королевскую дочь.

— Ту, на праздновании рождения которой ты была?

— Да. Она должна быть уже готова.

— Готова?

— Для того, кто придет, когда настанет время.

— И что тогда? Что я скажу? У тебя есть к ней послание?

— Нет. Послания нет. Я сказала все, что могла сказать. Но ты узнаешь. Когда придешь во дворец, станет ясно, что тебе надо сделать.

Ее ответ был окончательным, а выражение лица таким твердым, когда она посмотрела на жадно сосущего ребенка, что Старший смог только кивнуть и поинтересоваться, не зная толком зачем, знает ли отец, что он уходит.

— Нет нужды уходить до утра. Останься на ночь в доме. — Ребенок снова уснул. Она осторожно уложила его обратно в колыбель, завязав сначала тесемки на сорочке. — Ты можешь побыть здесь, если хочешь.

— Здесь?

Она посмотрела на него из-под волос, упавших на лицо, когда она наклонилась. Пламя возле ее кровати танцевало, почти угасая в луже свечного сала. Казалось, оно заставляет и ее танцевать, порхая по комнате и вокруг него, с ее зубами, ногами и этой косточкой сзади на шее.

— Я могу постелить тебе на эту ночь, — сказала она.

— Нет, — ответил он после секундного колебания. — Я уйду сейчас. Я хочу уйти прямо сейчас.

— Ты ведь не боишься, Старший, так?

— Чего мне бояться?

Она вновь опустилась на стул и положила руку на кипу льна. В прерывистом свете лучины эта кипа сияла, как кучка желтой соломы или даже потускневшего золота.

— В путешествии думай о себе как о принце, — сказала она, — о принце, который однажды может стать королем.

Он улыбнулся, но сердце его забилось сильнее. Неужели она наконец собирается рассказать ему правду о своем прошлом? Что некогда, далеко в лесу, она не только знала роскошь и изысканность, но и сама была королевой?

— Почему я должен так думать?

— Почему? — Она усмехнулась. — Чтобы обладать мужеством принца. — Она прижала ладонь к кипе льна, потом подняла руку, оставив на льне четкий отпечаток. — И главное, чтобы у тебя была удача принца.

Пламя наконец погасло, и комната разом погрузилась во тьму. Он слышал, как мать усмехнулась, на этот раз словно издалека.

— А теперь, — сказала она, — в моих глазах ты ищешь мир, как принц. Ты принц — я нарекаю тебя таковым — и можешь быть королем. Скажи мне, кто ты.

— Я принц.

— А что ты скажешь тем, кто спросит, кто ты?

— Что я принц. Обещаю, что скажу так. Я изменился. Я больше не Старший.

— Тогда иди, — засмеялась она. — И будь принцем для меня. Тогда ты будешь им и для остальных.