Внутренняя линия - Владимир Свержин Страница 7

— Я предлагаю, Феликс, не допустить раскол в партии и нанести удар до того, как новый Бонапарт пожелает взойти на трон на штыках своих золотопогонных гренадеров. Мы должны заблаговременно разоблачить заговор Троцкого против советской власти, против трудового народа.

— Но если такого заговора в действительности нет?

— Если такого заговора нет сегодня, он обязательно созреет завтра — это продиктовано самим ходом истории, логикой революционной борьбы. Но тогда предпринимать что — либо будет уже поздно. Можно не сомневаться — наш враг хорошо представляет, куда и когда наносить удар. И он не будет стесняться в выборе средств.

Не сегодня, так завтра товарищ Троцкий через верное ему офицерство будет искать связи с белой эмиграцией. Ему жизненно необходимо либо заручиться ее поддержкой, либо достичь нейтралитета, чтобы в решающий момент не ждать от закордонных центров удара в спину. — Сталин достал трубку, набил табаком и не спеша закурил. — У вас, товарищ Дзержинский, имеется опыт удачной борьбы против опаснейшей террористической организации такого сильного конспиратора, как Борис Викторович Савинков.

— Вы говорите об операции «Трест»?

— Именно так. Я думаю, вам следует хорошенько подумать о новой операции. Ну, скажем, «Картель».

Сталин замолчал и выдохнул дым, испытующе глядя на «железного» Феликса, а в комнату влетело залихватское:

— Клопы подыхают, блохи умирают, моль летает, тараканы опасаются, мухи промеж себя кусаются. Единственная натуральная жидкость! Верное средство! Купите больше — семейству еще откажете в наследство!

— Я полностью с вами согласен, Иосиф Виссарионович, — после затянувшейся паузы медленно произнес Дзержинский.

— Это хорошо. Хорошо, что мы поняли друг друга.

— Думаю, в этом деле можно использовать подполковника Шведова, проходящего у нас по делу о покушении на товарища Троцкого.

Сентябрь 1614

Князь Пожарский медленно проехал меж понурых бородачей со связанными за спиной руками. Чуть поодаль, у самого входа в ямской двор, громоздилась куча брошенного оружия — не абы какого, но все же.

— Да — а, братец… — князь Дмитрий погладил седеющие усы, — лихо ты их. На такую — то ораву — и в одиночку!

— Отчего же в одиночку? Казаки Варравы в самый раз подоспели. Как и говорено было, — ответил Францишек, в православном крещении — Федор Згурский.

— Оно, конечно, верно. Да только в самую пасть ты голову сунул.

— Мне место то давно уж подозрительным казалось. В Москву ли, от Москвы ехать по этому тракту, а повелось так — с постоялого двора люди уезжают чуть свет, далее их никто не видит. И по дороге — ни крика, ни шума, ни следов каких. Вот я и сообразил, что отсель из тех, кто пропал, никто, поди, и не выезжал. А что люди сани да кибитки видели — то лишь игра, морок. Сами разбойнички, переодевшись, и ехали. Следы путали.

— Молодец, удумал.

— Что удумалось, что Варрава надоумил. Он же сам в младые годы разбойничал. Как — то на монастырский обоз напал, а там охрана знатная. Изловили его, да и положили на суку вздернуть, но тут ему свезло — аккурат канун Христовой Пасхи был. Вот в память о разбойнике, которого в тот день помиловали, и Егория жизни не лишили. С тех пор к нему прозвание «Варрава» и пристало.

— Вот, значит, отчего он за тебя тогда за саблю схватился. Неспроста в молнии божий знак увидал.

Згурский чуть заметно улыбнулся.

— Расскажи, как дело было, — продолжил князь.

— Под вечер прискакал я сюда, спросил себе горницу отдельную, коней накормить да почистить, обед самый наилучший… Когда до монет дошло — открыл ларец, а там поверху серебряные рубли да талеры. Трактирщик как глянул, так сразу добрым стал. Как Варрава говорит, «хошь до болячки прикладай». Правда, горницы свободной у него не сыскалось, так предложил мне в бане заночевать — там, мол, к предбаннику настоящие хоромы пристроены.

— Ну ты, ясно дело, согласился…

— Как не согласиться? Я еще до того, как в трактир заехал, место это кругом обошел. К заднему двору от леса тропка ведет — к баньке можно незамеченным добраться и уйти тихо… Трапезу мне хозяин щедрую выставил, тут жаловаться грех. Правда, в вино зелья сонного подмешал, ну так я ж его не упредил, что вина не пью… А как я вроде бы захмелел, чуть за полночь слышу — шорох. Глянь — лучик света пробивается, да щеколда тихо — тихо так ножом подымается. Я на лавке сел, ларец открыл, а там под монетами — восемь пистолей заряженных. Дальше что рассказывать? Как дверь открылась, монеты на пол сыпанул. Разбойнички — кто стоять остался, кто за деньгами кинулся. Я пальнул, потом за саблю схватился, а там и Варрава подоспел.

— Экий хват! — довольно заметил Пожарский. — Немалую шайку взяли! Проси себе награды.

Взгляд Францишека Згурского стал пристально испытывающим.

— И что спрошу — исполнишь?

— Мономашьего венца не обещаю, однако ж…

— Венец мне без надобности. Отпусти, князь, домой натри месяца.

— А на что тебе домой? Или тебе здесь плохо?

— Меня король Владислав не просто так в Московию с посланием к царю Михаилу направил. Он меня на верную смерть отослал.

— Вот те на! Или ему этакие молодцы не нужны?

— Пожелал зазнобу мою, невесту, замуж выдать. За тем и спровадил меня на гибель неминучую. Невеста поклялась год с половиной ждать, замуж не идти — время скоро истекает, медлить нельзя.

— Так ведь там порешат тебя.

— Может, и порешат. Может, и нет… Как выйдет. Пред тобой я чист, пред королем Владиславом — также. Я его волю до конца исполнил. Он мне наказал оставаться при царе Михаиле и быть ему послушным — так оно и сталось.

— Да… неправое дело, кривда злая… Что ж, отпускаю, езжай. Но только вернешься ли?

— Слово даю — вернусь. Коли через три месяца не будет, то, стало быть, убили меня. Тогда не обессудь, князь.

— Верю тебе. Езжай. — Пожарский вздохнул и погладил бороду. — Хотя стой. Спросить хочу. Ты, часом, не знаешь, что ж такого — разэтакого в королевском послании было, что Михаил тебя вдруг повесить вознамерился?

— Знаю. Родич мой — королевский секретарь. Он мне и поведал про то, что король Владислав каверзу задумал. И о письме рассказал. Владислав царю Михаилу слал привет свой и на царство благословение. Новый русский царь при нем прежде бестужно жил и жалован был немало. Вот король ему и отписал: мол, зла и обид я на тебя не держу, ибо ведаю, что московиты инородца да иноверца на троне не признают. Но ежели Михаил, как и прежде, Владиславу на верность присягнет, то быть меж ними империуму. И станет Михаил королю Владиславу первым другом и помощником. Нынче вон шведы под Новгородом и Псковом царю досаждают, ну а коли примет Михаил царство из рук короля Владислава, то заедино против шведов пойдут. А так как шведские земли по закону тоже королю Владиславу подвластны быть должны, то когда поход сей победой завершится, империум новый превыше всех иных европейских держав будет.