Иероглиф «Любовь» - Надежда Первухина Страница 7

— Да. Потому что госпожа Лаковая Шкатулка слишком заносчива, горда и умеет для каждого найти жестокое слово. Меж тем в ней нет ничего особенного, чтобы так возноситься!

— Юй!..

— Госпожа, поверьте, я сама как-то видела эту Лаковую Шкатулку, когда ее несли в открытом паланкине на прогулку в парк магнолий. Она и в полы халата вам не годится!

— Юй!..

— Смуглая, как рабыня с рисового поля, худющая, глаза злые и холодные, как у снулой рыбы, и вся обвешана драгоценностями, будто правящая императрица. И еще! У нее большие ступни! Верно, ей их не бинтовали; точно какой-нибудь девке из черного рода!

— Юй, перестань так говорить о госпоже Шэси. Во-первых, мне неприятно это слышать, а во-вторых, этот разговор может дойти до чужих ушей, и тогда нам несдобровать.

— А я не боюсь, — сказала маленькая служанка. — Пусть боится тот, кто нечист на руку и темен душой! Знаете ли вы, моя милая госпожа, почему император не прислал вам ответного письма, получив ваши дары?

— Ах, — вздрогнула всем телом Нэнхун. — Говори же!

— Потому что Лаковая Шкатулка, видно, сговорилась с верховным евнухом или подкупила его. И Лукавый Кот, поднося государю вышитое панно и игрушечный садик с танцующей куклой, сказал, что это — дар императору от наложницы Шэси из рода Циань!

— Этого не может быть! — воскликнула Нэнхун. — Так обмануть мое доверие! Так обмануть императора! Но, может быть, это лишь сплетни...

— Это истинная правда, моя госпожа. Все наложницы знают, что Шэси проникла в сердце императора, удивив того искусным рукоделием. Только все уверены, что Шэси действительно создала эти прекрасные вещи, и никто не разоблачит ее. Правду знаем лишь мы да еще Лукавый Кот.

— Но правда не восторжествует, — тихо сказала Нэнхун. — Разве я смогу обличить обманщицу?

— Сможете! — воскликнула Юй. — Сможете, если подадите на имя императора прошение о справедливом суде и вызовете Лаковую Шкатулку на поединок.

— Помилуй тебя Небесный Чиновник! — всплеснула руками Нэнхун. — Какой поединок! Я в доме отца своего не обучалась никаким боевым искусствам.

— А это и не нужно, госпожа, — сказала Юй. — Ващим оружием будет полотно, шелковые нитки, пяльцы и вышивальная игла! Вызовите Шэси на состязание в вышивании. И пусть это состязание проходит перед глазами самого императора. Та из вас, что искуснее вышьет точно такое же панно, какое, было подарено императору, значит, и есть настоящая дарительница. А это будете вы — ведь наверняка госпожа Шэси с ее высокородностью и гордыней отродясь наперстка и иглы в руках не держала! Справедливость должна восторжествовать!

— Справедливость не торжествует в дворцовых покоях, — тихо сказала Нэнхун. — Даже если о ней говорят все время... Если, как ты говоришь, госпоже Шэси много дозволено и она имеет сторонника в лице самого верховного евнуха, то меня убьют, едва я заикнусь о таком состязании.

— Что же тогда нам делать? — воскликнула маленькая служанка, не скрывая своей досады. — Вы истаете от печали и чувства, что с вами несправедливо обошлись! А эта Лаковая Шкатулка будет процветать!

— Значит, так сулила судьба, — сказала Нэнхун. — Возможно, в этой жизни мне приходится искупать грех, совершенный мной в прежних рождениях. Оттого я так несчастна.

— Ну, нет, — вскинулась маленькая служанка. — Я не позволю вам быть несчастной.

И глаза ее засветились так, словно в ее гладко причесанную головку пришла очень хорошая мысль.

Не прошло и трех дней после этого разговора, как служанка Юй попросила у своей госпожи разрешения покинуть ее на целые сутки.

— Для чего тебе это? — спросила Нэнхун.

— Видите ли, госпожа, мне нужно отправиться в храм и совершить поминальную службу по моим предкам, да возвеселят они небожителей и да обретут благое перерождение. Поэтому я прошу у вас письмо, в котором вы дозволяете мне на сутки покинуть стены дворца и побывать в тэнкинском храме Поклонения Предкам.

— Хорошо, — кивнула Нэнхун. — Почитание предков — великое дело. Только смотри, будь осторожна в городе. Ты ведь непривычна к городской, суете. Впрочем, как и я...

— Не беспокойтесь обо мне, дорогая госпожа, — сказала маленькая Юй. — Со мной все будет благополучно.

Наложница Нэнхун написала особое письмо, позволяющее ее служанке беспрепятственно покинуть дворец, а затем столь же беспрепятственно вернуться обратно, дала девушке ритуальных бумажных денег, чтобы возложить их на жертвенник в храме, а также серебряную заколку в виде взлетающего феникса.

— У меня нет ни одной монетки, чтоб дать тебе с собой, поэтому возьми эту заколку. В городе ты ее продашь или заложишь и сможешь купить все, что тебе необходимо для церемонии поминовения.

Юй трижды поклонилась и покинула покои своей госпожи. Торопливыми шагами она вышла из дворца Восточного Ветра, миновала бамбуковую рощу, павильон Неразлучных Сердец и направилась к тем дворцовым воротам, через которые положено входить и выходить только слугам и низкорожденным. Неподалеку от ворот ее заметил и остановил стражник-младший евнух из бесчисленной свиты драгоценной наложницы Шэси:

— Эй, ты кто такая и куда направляешься? — окрикнул евнух девушку.

Та присела в поклоне (хотя младшему евнуху, да еще и стражнику, можно было и не оказывать такое почтение) и сказала:

— Моя госпожа, наложница Нэнхун из рода князей Жучжу, послала меня в городской храм Поклонения Предкам, ибо мне пришло время совершить положенные обряды. Вот, при мне письмо моей госпожи, а также жертвенные деньги.

Евнух даже не взглянул на сопроводительное письмо, а лишь жадно оглядывал стройную фигурку и миловидное личико юной служанки.

— Я пропущу тебя, так и быть, — сказал он голосом, чересчур хриплым для евнуха. — Но за это ты мне кое-что дашь.

— Моя госпожа бедна, у нас нет ничего, кроме жертвенных денег! — воскликнула Юй.

— Мне не нужны деньги. Я даже сам тебе приплачу, когда ты вернешься из города. Я встречу тебя на этом самом месте, и мы уединимся в заброшенной беседке тут неподалеку. — Говоря это, евнух повел себя в отношении юной служанки не совсем как евнух.

Юй залилась краской. Она еще ни разу не совершала обряда поклонения ветру и луне и была бы не прочь узнать, что на деле означают слова про бойкого красного угря, крадущегося к благоуханной яшмовой пещере. Но не вступать же на путь познания вместе с мерзким евнухом, у которого кривые ноги, дурно пахнет изо рта и все лицо покрыто чирьями!

— Тебе же не положено! — воскликнула она, вырываясь из цепких лап евнуха. — Ты ведь не можешь...

Тот ухмыльнулся:

— Пойдешь со мной в заброшенную беседку, тогда и узнаешь, что я могу и что мне положено.

— Хорошо, — обреченно кивнула Юй. — А сейчас пропусти меня. Я должна успеть в храм к вечернему молению.