Странники между мирами - Владимир Ленский Страница 69

Что именно гном оценил как «правильно», Радихена не понял и почти мгновенно выбросил из головы.

Он выбрался вслед за своим провожатым наружу, миновал узкий, но достаточно высокий переход и неожиданно очутился наверху, под небом.

Было утро. Раннее утро. Птицы пробовали голоса — невероятно звонкие, особенно после гномского бурчания, Было прохладно. Воздух звенел от чистоты, прозрачный и ясный. Лес, горы, тихая тропинка под ногами — все осталось неизменным в верхнем мире, и Радихена внезапно ощутил свою глубочайшую причастность к каждой травинке, что росла здесь, к каждому листу на ветке. «Я здесь, — думал он, спотыкаясь вслед за человеком, одетым в черное, — я вернулся наверх, я дома — я среди своих...»

* * *

Он предполагал, что сейчас они окажутся в поселке, но его ожидала еще одна неожиданность: незнакомец остановился возле маленького экипажа, в который были запряжены две низкорослые мохноногие местные лошадки, и велел Радихене садиться.

Радихена никогда прежде не ездил в барских экипажах. Здесь были мягкие сиденья, крыша, которую можно поднять в случае дождя или опустить, если стоит ясная погода, а еще — занавески на окошках и коврик под ногами. И лесенка, чтобы удобнее забираться.

Радихена неловко вскарабкался на сиденье. Обувь он снял, едва лишь они приблизились к экипажу — не хватало еще испачкать ковер. Он заметил, что человек в черном отнесся к его поступку с одобрением.

Пока экипаж катил по дороге, узкой, но очень хорошо вымощенной, Радихена пытался понять, кем был его провожатый, и в конце концов решил, что тот — не столько важный господин сам по себе, сколько служит очень важному господину.

Догадка оказалась правильной: человек в черном был одним из доверенных слуг герцога Вейенто. Ему было поручено забрать из-под земли обоих горняков: и раненого, и нарушителя границ, а заодно приглядеться к обоим и доложить о результатах своих наблюдений.

Вейенто хотел, прежде чем принимать некоторые решения, узнать мнение людей, на которых привык полагаться.

Первым был доставлен наверх Тейер.

Несмотря на то, что гномы гордились своим умением возводить подземные строения, среди подземного народа нередки были случаи довольно тяжелых травм: они точно так же, как и презираемые ими люди, проваливались в пустотки, образующиеся в горных породах, падали с кручи, попадали в обвалы. Поэтому лечить переломы, даже очень сложные, они умели — и притом гораздо лучше, нежели люди.

Господа судьи постановили, что к Тейеру надлежит относиться как к гостю: он не знал, что нарушает законы, и вообще не отдавал себе отчета в происходящем. Поэтому его следовало отнести в чистые покои, предназначенные для гостей (с длинными кроватями, неуютными высоченными потолками и огромной горой подушек). К Тейеру был направлен врач, который при виде полученной человеком раны пришел в неистовый восторг.

Врача звали господин Ипанема, и он был просто помешан на человеческой анатомии. Наивысшее наслаждение для него состояло в том, чтобы обнаружить и всесторонне изучать очередное отличие строения человеческого скелета от гномского. Поэтому именно ему всегда поручали больных людей, когда таковые оказывались под землей. Впрочем, подобное счастье выпадало господину Ипанеме нечасто. Он даже подумывал о том, чтобы попробовать поработать наверху, но этому препятствовала, в частности, стойкая неприязнь к гномам, которую испытывало большинство людей. Пациент, который боится своего врача или чувствует по отношению к нему брезгливость, скорее всего, умрет. Ипанема даже диссертацию на эту тему читал.

В принципе, ему было безразлично, будут его пациенты-люди умирать или выздоравливать, лишь бы их болезни служили науке; однако наверху могут плохо отнестись к подобному подходу.

И Ипанема оставался под землей в ожидании очередного интересного случая.

Тейер сделался его любимой игрушкой. Ипанема потратил несколько часов на то, чтобы вправить его сломанную кость. Он ковырялся в открытой ране с вдохновением и счастьем композитора, отделывающего последние такты новой симфонии. Чтобы Тейер не умер от болевого шока, его опоили дурманом, а для того, чтобы он не шевелился и не портил исследователю удовольствия, привязали к большому столу с низкими ножками.

Когда последний обломок был поставлен на место, рана зашита и перевязана, Ипанема испытал печаль. Когда еще ему предоставится столь счастливая возможность заглянуть в мир неведомого! Его мечтой было добыть человеческий труп, но, к сожалению, подобные опыты и людьми, и гномами одинаково расценивались как святотатство и карались крайне жестоко.

Тейер пришел в себя на второй день после водворения во владениях Ипанемы, а еще через день его забрал человек герцога. О случившемся Тейер мог рассказать очень мало. Знал только, что Радихена вытащил его из-под обломков и дотащил до обитаемого места, где раненому помогли.

— Странно, — добавил Тейер. — Засыпать должно было его, не меня. Это ведь у него несчастливое место.

Человек герцога пропустил последнее замечание мимо ушей.

За Радихеной он отправился спустя три дня. И вот теперь вез этого неотесанного горняка к его сиятельству. И, как было предписано, присматривался к нему. Исключительно грязен — что неудивительно. Рыжий. Этот цвет волос в герцогстве считался неприятным. Кожа нечистая. Возраст — неопределенный. Лет тридцати, может постарше. Сложение, правда, недурное, но это и все, что можно счесть в Радихене недурным; прочее — ниже всякой критики. Странно: такой человек, в принципе, не должен был обладать способностью принимать решения, да еще такие радикальные. Впрочем, не исключено, что он поступил так просто по неведению.

Радихена посматривал по сторонам, избегая задевать взглядом человека в черном, и чувствовал себя все хуже и хуже. Он догадывался, что сопровождающий думает сейчас о нём. И думает не самым лучшим образом. И еще: ему никто толком не объяснил, что он натворил такого ужасного и куда его везут.

Дорога свернула еще несколько раз, и вдруг Радихена увидел замок.

Это была та самая твердыня, которую возвели для первого герцога Вейенто. За века она обросла дополнительными башнями и барбаканами, которые словно бы выбежали из замка и замерли перед ним, готовые первыми встретить гостя — и первыми принять на себя удар неприятеля.

Новые башенки сильно отличались от старинных. Те, что помнили Мэлгвина, были тяжеловесными, приземистыми, квадратными в сечении; они говорили о силе, о величии. Новые же, тонкие, изящные, с островерхими крышами, облицованные белым камнем, служили скорее для украшения.

Сочетание древности и юности, крепостной мощи и дворцового изящества придавало замку герцогов Вейенто совершенно неповторимый облик. Радихена привстал в экипаже, когда первая красная крыша мелькнула на фоне скальной стены. У юноши вырвалось:

— Что это?

— Сядь, — холодно сказал ему сопровождающий. — Мы прибываем в замок Вейенто. Ты будешь представлен его сиятельству.