Орден Сталина - Алла Белолипецкая Страница 69

– Странно, что кот уцелел… – пробормотала Анна. – Впрочем, еще более странно другое. Как ты думаешь, сколько лет нашему Григорию Ильичу?

– Понятия не имею. Но, если принять в расчет, что полвека назад он давал советы великому князю…

– Вот именно. Этому Семенову на вид никак не больше тридцати пяти лет.

– Думаю, у Сталина тоже нет уверенности на его счет, – сказал Николай. – Он думает: вдруг однофамилец? Но я считаю – это был именно наш Григорий Ильич.

Анна некоторое время молчала, размышляя, потом заговорила:

– Предположим, ты прав, и Семенов получил возможность продлить себе земную жизнь, изменив свою природу… Но нам-то что это дает? Товарищ Сталин сам в сговоре с теми сущностями, которым Григорий Ильич теперь служит.

– Вот и великий князь считал, что Сталин заключил сделку: силы из Тонкого мира помогают ему, а он в благодарность служит им, – заметил Скрябин. – Потому-то и попытался в последний день своей жизни передать записку на волю – кому угодно. Он считал: ни Сталин, ни его соратники его предупреждениям внимать не станут: они все заодно.

– А разве это не так? – спросила Анна.

– Нет, Аня, – Николай покачал головой, – всё не так. Всё не так! Романов исследовал факты и нашел им правдоподобное объяснение, но не учел одного: личности самого Иосифа Сталина. Такие, как он, жаждут властвовать, а не служить. Если даже он и согласился – под влиянием обстоятельств – заключить какую-то сделку, то, уж конечно, честно исполнять её не собирался. С лукавым – по лукавству его… [12]И теперь Сталин ищет способ подчинить себе те силы, которые вынудили его на сделку. А проект «Ярополк» – это не секта для служения темным сущностям, это – инструмент для поиска особых людей с особыми возможностями. Они нужны Хозяину, чтобы обеспечить превосходство над порождениями Тонкого мира.

– А Семенов?..

– Если верен твой сон, а я не сомневаюсь, что он верен, Семенов действует по указке тех, кого должен был изучать и обуздывать, – сказал Николай. – Вопрос только: для чего именно понадобилось уничтожать «Горький» и другие летательные аппараты? Эти сущности обычно отличаются прагматизмом.

Анна произнесла, удивив Колю:

– Кажется, я знаю, чем они руководствовались. Помнишь, я говорила тебе, что меня отчислили из летной школы? Так вот, отчислили меня после того, как я однажды ночью самовольно покинула аэродром на учебном самолете и отсутствовала три часа. Хорошо, хоть под суд меня за это не отдали.

– И куда же ты летала?

– Правильнее было бы спросить: для чего летала? Видишь ли, накануне вечером одна из наших девушек, Полина Осипенко, вернулась из полета и рассказала, что видела нечто. Она даже не смогла найти слова, чтобы это определить. Оно выглядело, как черная гигантская полынья в небе. Что-то, похожее на провал с размытыми краями. И из этого исходило черное свечение, представляешь? Так что ты не галлюцинировал, когда читал дневник великого князя. Ты просто каким-то образом ухитрился увидеть то же самое, что видел бывший семинарист Джугашвили.

– И о чем никто, кроме него самого, знать не мог… – прошептал Коля.

– Точно, – кивнула Анна. – А у меня был шанс увидеть это воочию. И, конечно, я взяла самолет и полетела – туда, где, по словам Полины, находился этот небесный провал. Вот только – там ничего больше не было. Я кружила там, пока горючее не оказалось на пределе, но видела только небо и облака. Очевидно, объект, о котором говорила Полина, не обладал стабильными координатами. Счастье еще, что я дотянула потом до аэродрома, не разбила самолет. А теперь я думаю: счастье – что я этого объекта не увидела. Похоже, всякий, кто наблюдал эту полынью без согласия тех, кто ее создал, становится неугоден тем силам.

Она указал пальцем куда-то за свое левое плечо – где не было ничего, кроме стены. Но Николай, конечно, ее понял.

– Думаешь, экипаж «Горького» увидел что-то подобное? – спросил он.

– Думаю, да. Это же, вероятно, увидел летчик Смит и все остальные, кого Семенов переправил на тот свет.

– Полине Осипенко тоже может угрожать серьезная опасность, – заметил Скрябин. – Хорошо бы ее предупредить…

– И что ты ей скажешь? Чтобы она перестала летать? Это всё равно, что сказать ей: перестань дышать. Да и к тому же этот ее несанкционированный просмотр мог остаться незамеченным. Ведь уже больше года прошло с тех событий, а она жива, здорова.

– Вряд ли эти сущности хоть что-то оставляют незамеченным, – сказал Коля. – Ну, да ладно: разберемся с Григорием Ильичом, и, глядишь, некому станет устраивать катастрофы. Плохо только, что у меня по его персоне одни лишь догадки, никакой доказательной базы. Не с чем пойти к Иосифу Виссарионовичу. Но это можно исправить…

Перед Анной лежали на столе чистый лист бумаги и неподписанный конверт, а на руках ее белели Колины нитяные перчатки. Но браться за перо она не торопилась.

– Ты обезумел, – в десятый раз повторила Анна. – Поступать так – всё равно, что запускать часовой механизм бомбы, не зная, как его остановить.

– Выхода нет, – сказал Скрябин. – Я должен подтолкнуть Семенова к активным действиям. Иначе всё будет бесполезно. Я никогда не докажу твоей невиновности и никогда не остановлю этого негодяя.

Он указал на фотоснимки, лежавшие на столе. Молодая женщина вся подобралась и даже отодвинула руку – чтобы эти карточек не касаться. И надолго замолчала. Николай не торопил ее, но ясно было, что свой план он менять не намерен.

– Послушай, Коля, – наконец проговорила Анна, – я не всё тебе рассказала. Я не так уж и невиновна. В Москве остались друзья отца – такие же полусумасшедшие мистики, как он. Они создали организацию – нечто вроде масонской ложи, и уговорили меня присоединиться к ним. Их целью – нашей целью – было проникнуть в тайны «Ярополка». И мы продвинулись в этом деле. К примеру, завербовали Стебелькова…

И она стала рассказывать: о записке, в которой Стебельков обещал спасти ее, обо всех странностях обращения Семенова – который явно чувствовал: Анна не та, за кого выдает себя, о том, как взъярился Григорий Ильич, когда арестантка вздумала заглянуть ему в глаза.

– Так значит, Стебельков не мне одному продался! – Не удержавшись, Коля начал смеяться; с души его упал камень: Анна сама раскрыла ему то, о чем он не решался ее спросить. – Каков фрукт!..

– Ты не понял…

– Да всё я понял. – Коля наклонился к ней, поцеловал в уголок губ. – Мне всё равно, на кого ты работала. К гибели «Горького» ты не имеешь никакого отношения. И справедливость я восстановлю. Хватит спорить, давай, пиши…

И Скрябин начал диктовать.

Часом позже он доехал на метро до станции «Комсомольская площадь» и там, у трех вокзалов, опустил в почтовый ящик конверт – держа его через бумажку, не касаясь пальцами. На конверте значился адрес: Ленинград, Литейный проспект, дом 4.